Letter 757

Tchaikovsky Research
Revision as of 13:45, 25 January 2020 by Brett (talk | contribs) (Text replacement - "все-таки" to "всё-таки")
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 12/24 February 1878
Addressed to Lev Davydov
Where written Florence
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 169)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 370–371 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 109–110 (abridged)

Text

The conclusion of the letter has not survived.

Russian text
(original)
Флоренция
24/12 февр[аля]

Милый мой Лева!

Прежде всего извини, что пишу на полулистиках: вся бумага вышла, час поздний и достать нег де. Благодарю за стократ милое и дружеское письмо из Питера. Ты напрасно так стараешься приглашать меня к себе, — я и без твоего приглашения намерен осчастливить тебя своим посещением и многомесячным пребыванием. Кроме того, что я желаю побывать у вас и всех вас обнять, я сплю и вижу, как бы вернуться в Россию, а если в Россию, то куда же, как не к вам?

Лева! Я совершенно выздоровел, и ты напрасно думаешь, что мне нужно оправляться. Не знаю, как это случилось, но в один прекрасный день я вдруг сознал с неотразимою очевидностью, что я был несколько месяцев сряду в состоянии умопомешательства, и с такою же очевидностью, что теперь состояние это прошло. Иначе, как сумасшествием нельзя объяснить всего того, что я натворил. Тот Пётр Ильич, который женился и потом бесновался, не я, а кто-то другой. Это я говорю не шутя. В самом деле я напрасно теперь стараюсь припомнить, как все это случилось, какими силлогизмами я мог себя уверить, что я обрету блаженство и покой в женитьбе на А[нтонине] И[вановне], — не могу! Это было в буквальном смысле слова безумие. Оно продолжалось долго и потом, уже за границей. Я на все смотрел чьими-то другими г лазами и другой головой.

Все прошло. Остались два неприятных качества: 1) неизлечимая мизантропия и 2) невероятная раздражительность. Боюсь, что выздоровевший, но очень раздражительный Пётр Ильич будет тебе и Саше в тягость, и хочу, по возможности, предупредить и облегчить эту тягость и потому прошу тебя о следующем. Для того, чтобы я был умница, не хандрил и накуролесил, нужно соблюдение следующих условий. 1) Можешь ли ты поместить меня так, чтобы, живя у тебя, я мог сколько угодно быть один, у себя, в случае, если я почувствую потребность никого не видеть? Нельзя ли нанять мне покойную комнату у какого-нибудь чистоплотного жида? Флигель слишком близок к дому, к детям, которых я обожаю, но которые всё-таки могут нарушать моё одиночество. Есть минуты, когда даже такое божественное существо, как Володя, своим присутствием может причинить мне раздражение. Ты видишь, что я выражаюсь очень откровенно. Всех вас я обожаю; я был бы счастлив, безусловно счастлив, если б мог жить целую жизнь с вами, рядом с вами, облагораживая и возвышая себя через соприкосновение с людьми, которых я считаю лучшими в мире. И тем не менее мне для спокойствия и во избежание припадков болезненной раздражительности необходимо быть всегда свободным, если захочу укрыться абсолютно от всех.

2) Нельзя ли отдалить меня и совершенно обеспечить от музыкальных, каких бы то ни было звуков днём, когда я буду заниматься. Опять скажу, что я питаю самую горячую любовь к Тане, к Вере, к Тасе, но если во время работы я услышу их гаммы и этюды, то мгновенно почту их за злейших моих врагов. Конечно, эта враждебность, мгновенно явившаяся, мгновенно и исчезнет, — но она оставит за собой на весь день состояние неудовольствия и раздражённости!

3) Нельзя ли мне добыть на время хотя бы самый паршивый инструмент? Это не необходимо, но это очень важно, ибо без работы [...]

Адрес. Italia, Firenze, Hotel de Milan, Via dei Cerretani.