Letter 2018

Date	10/22 May 1882
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1664)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 117–118

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 10-го мая Модичка! Вот уж четвёртый день, как вы уехали, а письма ещё нет от тебя. Между тем я горю нетерпением узнать какие-нибудь подробности. Сегодня вернулся из Киева Лева и сообщил мне, что, как передал ему Донат, Алина Ивановна едет в Гранкино. Лева говорит, что нужно постараться, чтобы поскорее было утверждено завещание Герм[ана] Карл[овича], иначе Алина по закону имеет право быть опекуншей или, по крайней мере, соопекуншей. Меня тревожит это; предчувствую, что Алина будет пакостить, и боюсь, как бы она и Колю не придрала в свои поганые длиннополые лапы. Страшная злоба кипит у меня против неё. У нас всё благополучно, но у меня на душе какое-то отвратительное чувство не грусти, не тоски, а просто скуки, томительной скуки, заставляющей меня по вечерам с болезненным нетерпением ожидать часа отхода ко сну. Не знаю, отчего это происходит. С утра до вечера и даже ночью я мечтаю о загранице и строю воздушные замки о том, как мы с тобой устроимся в Риме или в Флоренции прочно. удобно и хорошо. Увы! далеко ещё до этого. Никола Корсаков уехал в субботу вечером, и после его отъезда стало ещё более пусто и скучно. Про Верушу скажу тебе грустную вещь. В первое время я находился под совершенным, обаянием её симпатичности. Теперь оно кончилось. Очень мне больно и жутко ежедневно убеждаться в том, что, несмотря на все её хорошие качества, она не так идеально добра, как того требует её детски-милая внешность. Осуждает ближнего она не только постоянно, но с какой-то страстностью. Вчера она очень едко несколько раз отозвалась о своей матери. Меня это кольнуло до боли. Я думал, что мать для неё святыня. Бедная Саша! Если в награду за всё свои материнские мучения она получит такого рода отношение к ней детей, как Верино, и если заметит это, то это будет le coup de grâce. Приехал с Левушкой и Митя. Для мальчиков нанят учитель, и теперь подлежит разрешению вопрос, куда поместить его? Оказывается, решительно негде. Ясно до очевидности, что я отнимаю место, и меня мысль эта тяготит. Я знаю, что и Саня и Лева очень дорожат моим пребыванием у них и сделают всё возможное, чтобы оставить мне моё помещение, — но не могу же я не видеть, что стесняю их. Ведь учителю нужно бы жить с мальчиками, а если я не уйду из своих комнат, это будет не возможно. Ввиду всего этого, полагаю, что мне очень кстати во всех отношениях будет пожить у Вас в Гранкине подольше. Как только Толя с женой уедет отсюда, пожалуйста, начни меня звать, и как можно настоятельнее (мотивируя своё приглашение даже надобностью) в Гранкино. Это будет предлогом мне уехать и дать место учителю с мальчиками. Получил милейшее письмо от Мэри. Она страшно раскаивается в своей телеграмме, которую послала в Москву за час до получения моего письма, говорит тысячу нежностей и изъявлений любви, — но всё-таки прибавляет, что желала бы получить деньги в конце мая. Реши, пожалуйста, Модичка, кто из нас пошлёт ей деньги; если тебе теперь почему-либо нельзя получить больших сумм, то я в конце мая свободно могу послать 300 р[ублей], а с тобой потом сочтёмся. Если же будешь посылать ты, то знай, что адресовать нужно не в Hôtel de Hollande, а так: Hôtel d'Orient, rue Daussou, près la Rue de la Paix № 6 et 8. Во всяком случае знай, что 20-го мая нашего стиля Мэри уезжает в Амстердам. Если я и твоего письма, которое надеюсь получить завтра, узнаю, что ты теперь посылать денег не можешь, то решусь на какую-нибудь героическую штуку, — так мне хочется поскорей отделаться от этой заботы. От Толи было письмо из Bellaggio. Тон тот самый и та же масса подробностей о пятнышках, чесаниях, излияниях и т. п., но в общем как будто лучше. Кажется, им обоим очень нравится Bellagio. Да и в самом деле там хорошо. Нужно нам с тобой там пожить. Целую, обнимаю. П. Чайковский Сейчас ходил с Вл[адимиром] Андр[еевичем] искать себе квартиру, — ничего не нашёл.

Kamenka 10th May Modichka! It's already the fourth day since you left, and there's still no letter from you. Meanwhile, I'm burning with impatience to lean some details. Today Leva returned from Kiev and told me that, as Donat told him, Alina Ivanovna was going to Grankino. Leva said that we need to try to have Herman Karlovich's will proved as soon as possible, otherwise Alina, by law, has the right to be a guardian, or at least a co-guardian. This worries me: I have a presentiment that Alina will be up to no good, and I'm afraid she might get Kolya in her long filthy clutches too. I have a terrible seething anger towards her. We are all fine, but I have some sort of horrid feeling in my soul — not sadness, not longing, but simply boredom, a languid boredom that makes me wait in the evenings for bedtime a with painful impatience. I don't know why this happens. From morning to evening, and even at night, I dream of being abroad, and build castles in the air about how you and I will settle ourselves firmly, comfortably and well in Rome or Florence. Alas, this is a long way off! Nikola Korsakov left on Saturday evening, and after his departure it became even more empty and tedious. I'll tell you a sad thing about Verusha. At first I found myself thoroughly charmed and under her spell. Now this is over. It's most painful and frightful for me to become more convinced every day that, despite all her good qualities, she is not as ideally kind as her childishly-sweet demeanour warrants. She condemns those close to her not only constantly, but with a passion. Yesterday she spoke most disparagingly about her mother several times. It stung me painfully. I thought that her mother was sacred to her. Poor Sasha! If, as a reward for all her maternal torment, she receives this sort of attitude from her children, like Verino, and if she notices this, then it will be le coup de grâce. I came with Levushka and Mitya. A tutor has been engaged for the boys, and now the question arises of where to place him? It turns out there is absolutely nowhere. The point is clear to me that I'm taking up space, and this thought is weighing upon me. I know that both Sanya and Leva value my stay with them very much, and will do everything possible to accommodate me, but I can't help but see that I'm in the way. After all, the tutor would need to live with the boys, and if I don't vacate my rooms, this won't be possible. In view of all this, I believe it will be very beneficial for me in all respects to stay for longer with you in Grankino. As soon as Tolya and his wife leave there, please, start summoning me to Grankino, and as urgently as possible (justifying your invitation even by necessity). This will give me an excuse to leave and give my place with the boys to the tutor. I received the sweetest letter from Mary. She terribly regrets her telegram, which she sent to Moscow an hour before receiving my letter, professes a thousand tender greetings and expressions of love, but still adds that she would like to receive the money at the end of May. Please decide, Modichka, which of us will send her the money; if now for some reason you cannot receive large sums, then at the end of May I can freely send 300 rubles, and then I'll settle up with you. If you will be sending it, then you need to know not to address it to the Hôtel de Hollande, but thus: Hôtel d'Orient, rue Daussou, près la Rue de la Paix № 6 et 8. In any case, be aware that on 20th May our style, Mary is leaving for Amsterdam. If I learn from your letter, which I hope to receive tomorrow, that you cannot send the money now, then I'll decide on some heroic act — I want to rid myself of this worry quickly. There was a letter from Tolya in Bellaggio. The tone is the same, and there's the same mass of details about spots, scratches, effusions, etc., but in general it seems to be better. They both seem very keen on Bellagio. And it actually is good there. You and I need to stay there. Hugs and kisses. P. Tchaikovsky I've just been with Vladimir Andreyevich to look for an apartment for myself, but found nothing.