Letter 3116

Date	4/16 December 1886
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2075)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 308–309 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 519–520

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

4 дек[абря] 1886 Дорогая Юлия Петровна! Получил целых 2 письма Ваших, а отвечаю всего одним, да и то оно будет недостаточно обстоятельно в сравнении с Вашими. Читаю Ваши письма с живейшим интересом и сочувствием и нисколько не гневаюсь, когда Вы меня по головке гладите. Напротив; Ваши сочувственные ласковые речи мне очень приятны. Разве иногда только подумаю, читая их, что, в сущности, Вы меня несколько (или даже значительно) идеализируете и что я далеко не так преисполнен всяких совершенств, как Вам кажется. Но я ведь отлично понимаю, что в том состоянии, в каком Вы теперь находитесь, Вам для нравственной поддержки нужно, чтобы Ваш друг, тот, который на­ верно более чем кто-либо сочувствует Вам, был существом, стоящим выше уровня, дабы опора его была крепче. Вы и снабдили меня выше меры всякими достоинствами. Но разочаровывать Вас не буду. Во всяком случае знайте одно: что и я Вас очень, очень люблю и мне никогда и на ум не придёт посетовать на Вас за то, что Вы со мной вполне откровенны и раскрываете всю душу Вашу. Я оттого предвижу, что долго не буду писать Вам как следует что теперь у меня постановка «Черевичек», и в то же время я с бешеною поспешностью пишу «Чародеику» , ибо дал слово к посту её представить в Дирекцию. А затем буду инструментовать три действия ещё не оркестрованных (теперь я, собственно, занят фортеп[ианным] переложением), а там балет и опять нужно к сроку. Одним словом, на несколько месяцев у меня сумасшедшая работа. Впрочем, думаю просить, чтобы балет мне позволили отложить. Здоров я совершенно. Всё это были нервы от слишком напряженной работы. Опера покамест ещё очень далека от 1-го представления. Сегодня была первая оркестровая корректурная репетиция. Я дирижировал, как говорят, очень порядочно. Вероятно, до праздников не успеем разучить, и первое представление состоится в январе. В таком случае я на праздники поеду в деревню. Ипполит Вас[ильевич] ко мне очень ласков. Я у него был 2 раза. Второй раз обедал у него и выпросил разных изменений и сокращений в «Чародейке», и все это он исполнил. Про Вас, по какому-то молчаливому соглашению, мы ничего с ним не говорили ни разу. Он чувствует, что я всё знаю; а я чувствую, что он знает, что я всё знаю, и нам обоим не хочется ломать комедию. Вчера он приезжал на репетицию в театр, чтобы объясниться насчёт Кашперова. На юбилейном торжестве я подносил от себя венок Глинке. Кашперов потребовал, чтобы я допустил его нести венок вместе. Я ответил колкостями и резким отказом. Он однако ж устроил так, что режиссёр выпустил нас вместе. Это обстоятельство произвело сенсацию, и в газетах Кашперову досталось за нахальство. На газетный отзыв он очень обиделся и, чтобы поправить дело, прислал мне половину стоимости венка (25 р[ублей]). Я возвратил их ему. Он ещё пуще разобиделся, и вот Ип[полит] Вас[ильевич] приезжал советоваться, как устроить это дело. Я посоветовал 25 р[ублей] внести в кружку для бедных учеников консерватории. Тем этот инцидент и закончился. Кашперов достоин, пожалуй, сожаления, ибо на каждом шагу он видит изъявление чувств нелестных для него и получает отовсюду щелчки. Но кто же виноват, как не сам он? Не будь он так нахален и бестактен, — ему бы жилось лучше и его бы менее презирали. Квартира у Ип[полита] Вас[ильевича] довольно уютная, хотя я заметил, что слишком мало мебели, и вообще обстановка скорее бедная. Видел у него симпатичного Борисовского. Знаете ли, Юлия Петровна, что я пишу Вам в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения, и потому не удивляйтесь особливой бессвязности письма. Дело в том, что я невыразимо волновался перед 1-ой оркестровой репетицией; всю ночь не спал и был болезненно смущён, когда шёл в театр. Теперь же, после благополучного исхода, я так рад и счастлив, что поборол свою безумную застенчивость, — что нахожусь как бы в опьянении. При первой возможности опять напишу. Весь Ваш, П. Чайковский Сюжет «Черевичек» взят из повести Гоголя «Ночь на рождество».

4 December 1886 Dear Yuliya Petrovna! I have received 2 whole letters from you, but I am answering in oonly ne, and even that will not be sufficiently detailed in comparison with yours. I read your letters with the keenest interest and sympathy, and am not in the least annoyed when you pat me on the head. On the contrary: your sympathetic, affectionate speeches are very welcome to me. Sometimes, perhaps, when reading them, I actually think that you rather (or even considerably) idealise me, and that I am far from being endowed with all manner of perfections as you imagine. But I understand splendidly that in the position in which you now find yourself, for the sake of moral support you need to put your friend, who surely sympathises with you more than anyone else, upon a pedestal, so that his support would be all the stronger. You have endowed me with all manner of virtues beyond measure. But I shall not disappoint you. In any case, know one thing: that I love you very, very much, and it never even occurs to me to complain about you for being entirely frank and revealing your whole soul to me. I can see that I shall not be writing to you properly for a while, because I now have the production of "Cherevichki", while at the same time I am writing "The Enchantress" with frantic haste, because I gave my word to present it to the Directorate by Lent. And then I shall be scoring the three acts that are not yet orchestrated (in fact I am now busy with the piano arrangement), and then there is a ballet, which again must be ready on time. In short, I must work like a madman for several months. However, I am thinking of asking to be allowed to delay the ballet. I am perfectly well. It was all nerves due to straining from overwork. The opera meanwhile is still a long way from its 1st performance. Today was the first orchestral proofreading rehearsal. I conducted, so they say, very decently. There will probably not be time to learn it before the holidays, and the first production will take place in January. In which case I shall go to the country for the holidays. Ippolit Vasilyevich has been most obliging to me. I have dined with him twice and asked for various alterations and cuts to "The Enchantress", all of which he made. As if by some tacit agreement, I never spoke of you to him, not once. He senses that I know everything, while I sense that he knows that I know everything, and neither of us wants to act out a charade. Yesterday he came to the rehearsal at the theatre to explain about Kashperov. At the jubilee celebration I presented a wreath to Glinka. Kashperov demanded that we carry the wreath together. I responded with barbs and a curt refusal. However, he arranged it so that the director let us go out together. This circumstance caused a sensation, and Kashperov was censured in the newspapers for his impudence. He was most offended by the newspaper reviews, and to set matters right, sent me half the cost of the wreath (25 rubles). I returned it to him. He was even more offended, and so Ippolit Vasilyevich came to consult on how to settle the matter. I suggested putting 25 rubles into the fund for poor students at the Conservatory. Thus the incident was concluded. Perhaps Kashperov deserves pity, because at every step he sees expressions of feelings that are unflattering to him, and perceives slights from all quarters. But who is to blame if not himself? If he were not so tactless and impudent, he would be better off and despised less. Ippolit Vasilyevich's apartment is quite cosy, although I observed that there is too little furniture, and in general the furnishings are rather poor. I saw the sympathetic Borisovsky there. Did you know, Yuliya Petrovna, that I am writing to you in a state of some sort of feverish excitement, and therefore do not be surprised by that this letter is particularly incoherent. The fact is that I was inexpressibly nervous before the first orchestral rehearsal; I did not sleep all night and was painfully embarrassed when I went to the theatre. Now, after a successful outcome, I am so happy and glad to have overcome my mad shyness, that I feel as though I were intoxicated. I shall write again at the first opportunity. Yours ever, P. Tchaikovsky The story of "Cherevichki" is taken from Gogol's novel "Christmas Eve".