Letter 4729

Date	16/28 July 1892
Addressed to	Mikhail Ippolitov-Ivanov
Where written	Klin
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 201)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 550–551 (abridged) Искусство, том 3 (1927), выл. 4, p. 171–172 (abridged) Бюллетень Дома-музея П. И. Чайковского в Клину (1947), No. 2, p. 49–51 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-Б (1979), p. 132–133

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

16 июля [18]92 г[ород] Клин, Моск[овской] губ[ернии] Мишенька, мой милый! Я, по-видимому, ужасно перед тобой виноват, — но менее, чем ты думаешь. Письмо твоё, пересланное мне в Виши из Клина, я получил за 5 минут до отъезда и потому оттуда отвечать не мог. Затем в Париже, где я провёл 3 дня, и в Петербурге столько же, не нашлось досуга, а здесь, едва приехавши, я принуждён был засесть за особенно спешные корректуры и так заработался, что запустил совсем свою корреспонденцию. Прости, ради Бога! Знай, что как бы редко и мало я ни писал, — моя искреннейшая дружба к тебе и к твоим никогда не искоренится из моего сердца. Это так же невозможно, как невозможно, чтобы я простил и полюбил твоего тезку М. М. Иванова же, только не Ипполитова. Ах, какой сукин сын? Сегодня в «Нов[ом] вр[емени]» я прочёл целый фельетон об его Реквиеме!!! А мне эта комическая пакость известна!!! Впрочем, к черту его. Скажу кое-что про себя. В мае месяце я мирно проживал у себя в Клину (теперь я живу в самом городе) и написал вчерне первую часть и финал новой симфонии. В начале июня через Петербург, где я захватил племянника Давыдова, отправился пить воды в Виши, куда меня уже давно посылали. Показал племяннику сказовой стороны Париж, который в это время года особенно очарователен, и засим немилосердно скучал и тосковал в проклятом, антипатичном Виши. Теперь сижу дома и корректирую оперу и балет во всевозможных видах начиная с партитуры того и другого. Все это требует большой спешности, и теперь не до симфонии, которая и в Виши не подвинулась ни на йоту. Ты скажешь: поручи корректуру другому? Как бы не так, опыт научил меня никому, решительно никому не доверять. Думаю, что, по крайней мере месяца полтора, я буду занят исключительно этой несносной, мучительной работой. А засим? Засим я лелею мечту побывать в Тифлисе, — ты не можешь себе представить, как меня туда тянет!!! Весьма, весьма возможно, что в сентябре или в октябре я хоть ненадолго появлюсь на берегах Куры. Анатолий систематически губит свою служебную карьеру. В Н[ижний] Н[овгород] его перевели, ибо с ревельским губ[ернатором] он жил на ножах — так же, как и с Шервашидзе. Но об этих печальных вещах лучше подробно поговорим при свиданьи. Что поделывает, как себя чувствует моя милая, симпатичнейшая ломачка! Целую крепко её ручку. Тебя, голубчик, обнимаю и Анну Михайловну с Татой тоже. Вере Николаевне поклон. П. Ч. Не могу вспомнить, куда заложил твоё письмо, и не знаю, были ли там вопросы, на которые ты желаешь ответа. Напиши, пожалуйста, что теперь работаешь?

16 July 1892 Town of Klin, Moscow province Mishenka, my dear fellow! I am, apparently, awfully guilty before you — but less so than you think. I received your letter, forwarded to me in Vichy from Klin, 5 minutes before my departure, and therefore I couldn't reply from there. Then in Paris, where I spent 3 days, followed by the same in Petersburg, I had no free time, and here, having barely arrived, I was forced to sit down to particularly urgent proofreading, and worked so hard that I neglected my correspondence altogether. Forgive me, for God's sake! Just know that no matter how rarely and how little I write, my sincere friendship for you and yours shall never be eradicated from my heart. This is just as impossible as it impossible for me to forgive and love your namesake M. M. Ivanov (without the Ippolitov). Oh, what a son of a bitch! Today in "New Time" I read a whole column about his Requiem!!! And I know this is just comical rubbish!!! Anyway, to hell with him. I'll say something about myself. In the month of May I was living peacefully at home in Klin (I now live in the town itself), and wrote the draft of the first movmemnt and finale of a new symphony. At the beginning of June, via Petersburg, where I collected my nephew Davydov, I went to drink the waters in Vichy, where I'd been sent for a while. I showed my nephew the fairy-tale side of Paris, which is particularly charming at this time of year, and then I was mercilessly bored and miserable in damned, disagreeable Vichy. Now I'm sitting at home and correcting every possible form of the opera and ballet, starting with the full scores of both. All this requires great urgency, and now there is no time for the symphony, which hasn't progressed one jot, even in Vichy. You will say: why not entrust the proofreading to someone else? How could I, when experience has taught me to trust nobody, absolutely nobody! I think that I'll be occupied exclusively with this unbearable, torturous work for at least a month and a half. And then? Then I cherish the dream of visiting Tiflis — you cannot imagine how much I'm drawn there!!! It's highly, highly likely that in September of October I'll turn up on the banks of the Kura, even just for a little while. Anatoly is systematically ruining his career in the service. He was transferred to Nizhny Novgorod because he was at odds with the governor living in Revel, just as he was with Shervashidze. But it's better for us to discuss these sad things when we meet. What are you doing, how is my dear, most agreeable poseuse feeling in herself? I kiss her hand warmly. I hug you, golubchik, and Anna Mikhaylovna and Tata too. Bow to Vera Nikolayevna. P. T. I can't remember where I put your letter, and I don't know if it had the questions you wanted answering. Please, write about what you are working on now?