Letter 189

Date	23 April/5 May 1870
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 341 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 150–151 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 64–65 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 212–213 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 63 (English translation; abridged)
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

23 апреля 1870 г[ода] Милый мальчик! Ты, вероятно, сильно на меня сердишься за долгое молчание; но знаешь ли причину оного? Она состоит в том, что я от Третьякова узнал о твоём новом переезде, но куда? — об этом ты не пишешь ни слова. Пускаю это письмо наудачу. Многого рассказывать не буду, ибо ничего особенного не случилось. Здесь прожил целый месяц некто Рюмин, очень богатый и милый человек, с которым я весьма близко сошёлся. Он приехал прямо из Ниццы по делам Володи Шиловского, у коего он состоит попечителем. Этот Рюмин во что бы то ни стало хочет из меня сделать религиозного человека; он надарил мне много книг духовного содержания, которые я дал ему слово прочесть. Вообще я пустился в богоугодные дела, на страстной недели мы с Рубинштейном даже говели. Опера моя идёт очень вяло. Причиною этого я считаю то, что сюжет её хотя и очень хорош, но как-то мне не по душе. «Ундина» хоть и грубо скроенное либретто, но так как она подходила под склад моих симпатий, то дело и шло очень скоро. Праздники я провёл приятно. Представь себе, до чего дошло моё гражданское мужество: в первый день пасхи я обедал у Лиз[аветы] Сер[геевны] Давыдовой, зато у Переслени давно не был. Как-то ты веселился в Каменке? Полагаю, что при тебе там было получено моё письмо к Лёвушке. В половине мая, вероятно, 17 числа, я еду за границу. От части радуюсь, а отчасти сокрушаюсь; радуюсь, ибо заграница всегда имела в моих глазах обаяние, сокрушаюсь, ибо во-1) тебя не буду долго видеть, а во-2) боюсь, что Шиловский будет своими сумасшедшими выходками отравлять мне удовольствие, хотя в своих письмах он божиться и клянётся, что всячески будет меня покоить и лелеять. От Модеста получил 2 или 3 письма, из коих решительно нельзя усмотреть, в каком он состоянии духа обретается: то радуется, то тосклив, жалуется на безденежье и на несчастье в любви. Я ему послал покамест только 15 р[ублей] сер[ебром] и 25 высылаю к 1 мая, да, кроме того, взялся сделать ему тёплое платье к зиме. Очень меня беспокоит твоё положение; не могу себе представить, как это ты следствие производишь? Напиши ради Бога, идёт ли дело на лад. Здесь теперь только и говорят о дуэли между Урусовым и братом Островского. Препошлая история. Читал я в «Муз[ыкальном] сезоне» про концерт Губерта. Радуюсь его успехам, кланяйся ему от меня крепко. Обнимаю и бесчисленное число раз целую тебя.

23 April 1870 Dear boy! You are probably furious with me for my long silence; but do you know the reason why? It's because I found out from Tretyakov that you had moved somewhere new — but where? You didn't write a word about this. I'm throwing this letter out anyhow. I won't be telling you very much, because nothing in particular has happened. A certain Ryumin, a very rich and nice fellow, with whom I became very close, lived here for a whole month. He came directly from Nice on business for Volodya Shilovsky, for whom he's a trustee. This Ryumin wants at all costs to make me a religious person; he gave me many books of spiritual content, which I gave him my word to read. In general, I've been doing good deeds; during Holy Week, Rubinstein and I even fasted. My opera is going very sluggishly. I consider the reason for this to be the subject: although it's very good, my heart isn't quite in it. Although "Undina"'s libretto was crudely fashioned, things went very quickly since I was by nature sympathetic towards it. I spent the holidays pleasantly. Just imagine the extent of my civic courage: on the first day of Easter I had dinner at Lizaveta Sergeyevna Davydova's, but I haven't been to the Pereslenis for ages. Did you enjoy yourself at all in Kamenka? I believe that my letter to Lyovushka arrived while you were there. In the middle of May, probably on the 17th, I'm going abroad. I'm part glad, and part saddened by this; I'm glad because foreign countries have always held a charm in my eyes, and I'm saddened because, 1) I won't see you for ages, and 2) I'm afraid that Shilovsky will spoil my pleasure with his wild escapades, although in his letters he pledges and swears and that he'll pamper and soothe me in every possible way. I've received 2 or 3 letters from Modest, from which I absolutely cannot discern what state of mind he's in — sometimes joyful, sometimes sad, complaining about a lack of money and unhappiness in love. In the meantime, I've just sent him 15 silver rubles, and I'll send him 25 by 1 May, besides which I've promised to make him warm clothes for the winter. I'm very worried about your situation; I can't imagine how you'll conduct this investigation? For God's sake write whether things are going well. The only talk here now is about the duel between Urusov and Ostrovsky's brother. That's bygone history. I read about Hubert's concert in the "Musical Season". I'm glad it was a success; give him a deep bow from me. I hug and kiss you countless times.