Letter 795

Date	19/31 March–22 March/3 April 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Clarens
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1163)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 394–396 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 158–159 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 190–192 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 155–156 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Воскресенье, 31/19 м[арта] День этот ознаменовался двумя происшествиями. Во-первых, с нами в table d'hôte обедал старший сын M[ada]me Mayor, студент, с своим другом и по этому случаю хозяйка смастерила такой обед, какого я в жизни никогда не ел. Во-вторых, после обеда мы ходили на высокую лесистую гору, у подошвы которой мы с тобой однажды лежали на траве, помнишь. Подъем сопряжен был с большим количеством эпизодов, с падениями, с втаскиванием друг друга и т. д. Понедельник, 1 апреля/20 м[арта] 1878 Ожидал получить от тебя письмо, но тщетно. Что тебе за охота, Толя, причинять мне беспокойство и тоску. Отчего, если некогда тебе писать большие письма, не пишешь коротенькие. Кончил переписку первой части концерта и вечером играл её. Модест и Котик оба в совершенном восторге. Я был очень доволен сделанною мне ими овациею. Погода стоит самая безнадёжно отчаянная. На душе невесело. Модест меня очень беспокоит. Он решил во что бы то ни стало устроить жизнь, отдельную от Алины Ивановны, которую он видеть не может. С одной стороны, я понимаю его антипатию. Один тон её писем к Модесту достаточен, чтоб понять его отвращение к ней. С другой стороны, как разлучить Колю с родителями. Положим, что они не особенно сильно к нему привязаны. Но ведь самолюбие не позволит им расстаться с сыном. Что будут говорить? А между тем Модест задался во что бы то ни стало мыслью жить или в Москве, или в Каменке, или за границей, словом, где бы то ни было, лишь бы не с Конради. Вторник, 2 апр[еля]/21 м[арта] Довольно плохо спал. Модест решился написать откровенно Герм[aну] Карловичу о своём желании расстаться с ними. Меня это очень тревожит. Сегодня утром я сообщил Моде результат моих соображений. Мне кажется, что он не должен решаться на столь решительный шаг, не посоветовавшись с Сашей, Левой, тобой, и потому я просил его дождаться Каменки. Он горячо оспаривал моё мнение и говорит, что лучше порешить теперь. Однако ж он согласился подождать несколько дней. Погода опять ужасная. На меня начинает находить хандра, тем более что политика до крайности огорчает и раздражает меня. Курс страшно упал. Мне совестно перед Н[адеждой] Ф[иларетовной]. Чего ей будет стоить промен следующей присылки денег, которая необходима мне, чтобы выехать отсюда. Целый день был ужасно нервен, зол и сварлив. Если б можно, так напился бы пьян. Гулял один. Среда, 3 апр[еля)/22 м[арта] 1878 Опять от тебя нет письма. Если и завтра не будет, буду телеграфировать. Котек успел переписать скрипичную партию концерта, и перед обедом мы её сыграли. Успех был громадный как автору, так и исполнителю. В самом деле, Котек сыграл и так, что хоть публично бы сейчас же исполнить. После обеда ходили все вместе гулять очень далеко, но возвратились по нашей любимой дорожке и сидели на любимом месте (помнишь?), газеты сегодня несколько утешительнее. Вечером сыграл анданте, которое понравилось гораздо меньше первой части. Да я и сам не особенно доволен. Как холодно! Я сижу теперь у камина и никак не могу согреть окостеневших ног. Целую нежно. П. Чайковский

Sunday, 31/19 March The day was marked by two incidents. Firstly, Madame Mayor's eldest son, a student, had lunch with us at the table d'hôte with his friend, and for this occasion the hostess prepared such a feast as I had never eaten in my life. Secondly, after lunch, we went to a high wooded mountain, at the foot of which you and I once lay on the grass, you might remember. The ascent was associated with a large number of episodes, with slips, pulling one another up, etc. Monday, 1 April/20 March 1878 I expected to receive a letter from you, but to no avail. Why are you so inclined, Tolya, as to cause me anxiety and homesickness? If you don't have time to write letters, why don't you write short ones? I finished writing out the first movement of the concerto, and in the evening I played it through. Modest and Kotik are were both utterly delighted. I was very pleased with the ovation they gave me. My mood isn't cheerful. Modest worries me very much. He's decided, come what may, to create a life apart from Alina Ivanovna, whom he cannot see. On the one hand, I understand his antipathy. The tone of her letters to Modest alone is sufficient to understand his loathing towards here. On the other hand, how can Kolya be separated from his parents? Let's assume that they aren't all that strongly attached to him. But pride won't allow them to be parted from their son. What will they say? Meanwhile, Modest has decided at all costs to live either in Moscow or Kamenka, or abroad — in short, anywhere, so long as it's not with Konradi. Tuesday, 2 April/21 March I slept quite badly. Modest has decided to write frankly to Herman Karlovich about his desire to part ways with them. I'm very worried about this. This morning I told Modya the result of my deliberations. It seems to me that he shouldn't consider taking such a decisive step without consulting with Sasha, Leva and you, and therefore I asked him to wait until Kamenka. He fervently disputed my opinion, and said that it's better to decide now. However, he agreed to wait a few days. The weather is awful again. I'm starting to find myself miserable again, especially since politics is saddening and upsetting me to the extreme. The rate of exchange has fallen terribly. I'm feel ashamed in front of Nadezhda Filaretovna. How much will it cost her to exchange the next packet of money that I need to leave here? I've been awfully tense, angry and irritable all day. If I could, I'd drink myself into a stupor. I walked alone. Wednesday, 3 April/22 March 1878 There's no letter from you again. If there's none tomorrow, I'll telegraph. Kotek managed to copy out the violin part of the concerto, and before dinner we played it through. It was a tremendous success for both the author and the performer. As a matter of fact, Kotek's playing was such that he could almost have immediately performed in public. After lunch we all went for a very long walk together, but we returned along our favourite path, and sat in our favourite place (remember?). The newspapers are rather more comforting today. In the evening we played through the andante, which pleased far less than the first movement. Indeed, I'm not too happy with it myself. It's so cold! I'm sitting now by the fireplace and can't seem to warm up my numb feet. I kiss you tenderly. P. Tchaikovsky