Letter 1057

Tchaikovsky Research
Date 4/16 January 1879
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Clarens
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1208)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 503–504 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 200–201 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 24–25 (abridged)
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 196–197 (English translation; abridged)

Text and Translation

The ellipses (...) indicate parts of the letter which have been omitted from all previous publications of this letter, and which it has not yet proved possible to restore from other sources.

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Clarens
4/16 я[нваря] 1879

Представь мою бешеную радость, мой милый Толя! Сейчас я получил, наконец, столь давно путешествующую рукопись. Я не верил глазам своим, когда мне принесли, наконец, этот дорогой свёрточек. Хотя я и привык к мысли, что он пропал, но радость моя всё-таки была чрезмерна.

Ты мне предлагаешь вести дневник, — но я и то почти веду дневник, ибо почти каждый день пишу то тебе, то Модесту. Записывать день за днём нечего, ибо они ужасно похожи друг на друга, — но, впрочем, попробую, и если в течение недели окажется, что от этого мои письма интереснее, то буду продолжать. Итак, начну с вчерашнего дня.


3/15 янв[аря] 1879

Встал в обычное время. За завтраком* была холодная баранина, и я, как всегда, вспомнил моего милого, дорогого ненавистника баранины. После завтрака сделал обычную прогулку, а именно: из ворот налево, на почту, потом мимо русского пансиона по берегу озера, причём посидел, как всегда, на последней перед пристанью скамеечке. Сидя и любуясь чудным видом гор, покрытых густым снежным слоем, я подумал, что, в сущности, я очень счастливый человек. Напр[имер], теперь я хочу работать над оперой. Может ли быть лучшее место для занятий, как пустой дом M[ada]me Mayor, где можно петь и играть не стесняясь и наверное зная, что никто не придёт и не помешает? Грустно то, что я отдалён от милых сердцу. Но ведь это ненадолго! Зато приеду в Россию с порядочным запасом намаранной бумаги и буду наслаждаться их обществом спокойным сердцем. Под влиянием сих хороших мыслей отправился домой. [...] Потом сел и весьма успешно работал сцену первого действия оперы, когда является хор крестьян, бегущих от преследования англичан. Обед был, как всегда, восхитительный. Тотчас после обеда сделал большую прогулку с Алёшей, а именно: пошёл к церкви в Монтрё, от неё выше по направлению к Glion, потом спустились на большую дорогу через Veytaux. Дорогой забавлялись катанием снежных глыб и скатыванием их с горы. Возвратившись домой, получил письма от Юргенсона и Бочечкарова. Милый этот П[етр] И[ванович]! Представь себе, что в день моего приезда сюда я телеграфировал ему, чтобы он прислал мне 200 рублей, и немножко мучился и конфузился: Он, как будто предчувствуя это, в письме, написанном накануне моей телеграммы, говорит: «Не нужно ли тебе денег. Если нужно тысчонку-другую франков, я сейчас!..»

Пришедши домой, сыграл с Алёшей игр 10 в дураки и остался в выигрыше, что очень редко бывает. Писал либретто и письмо к Н[адежде] Ф[иларетовне]. После ужина писал Юргенсону, читал найденную здесь в библиотеке (где я абонирован) «Русскую старину» за 1875 г., «Крошку Доррит» и в 12 лёг спать.

* Я утром вместе с кафе всегда слегка завтрака


4/16 я[нваря] 1879

Спал не особенно хорошо. [...] После обычной прогулки и обычного сиденья на лавочке [...] и обычных нескольких шуточек сел работать. Сначала шло почему-то туго, — потом, напротив, вошёл в большой азарт (ариозо Иоанны) и не заметил, как прошло время до обеда. Обед был бесподобный; имел слабость, несмотря на пример последних дней (у меня часто бывала изжога), выпить рюмку киршу и поэтому во время прогулки страдал изжогой. Был сегодня на скамеечке за Шателе, — это моё любимое место здесь. очень устал от прогулки. Дома нашёл письмо Н[адежды] Ф[иларетовны] и письмецо Толи. Принесли «Голос» (я его получаю ежедневно), и я прочёл фельетон Лароша. Вечером перед самым ужином получил посылку. Ужасно был рад. Теперь примусь за чтение, а потом лягу спать.

Твой П. Чайковский

Clarens
4/16 January 1879

Imagine my wild joy, my dear Tolya! I have now, at last, received the manuscript that's been roaming around for so long. I couldn't believe my eyes when they finally delivered this precious package to me. Although I'd become used to the idea that it had been lost, I was still inordinately happy.

You suggested that I keep a diary — but I'm just about doing that anyway, because every day I write either to you or Modest. There isn't a lot to write down from day by day, because the days are terribly similar to each other — but, anyway, I'll try, and if over a week or so it turns out that this makes my letters more interesting, then I'll carry on. And so, I'll start with yesterday.


3/15 January 1879

I rose at the usual time. For lunch* there was cold lamb, and, as always, I was reminded of my good old lamb hater. After lunch I took my customary stroll: namely, from out of the gate to the left, to the post office, then past the Russian pension along the shore of the lake, and sat, as always, on the last bench in front of the pier. Sitting and admiring the wonderful view of the mountains, covered in a thick layer of snow, I considered that, essentially, I was a very fortunate fellow. For example, I now want to work on an opera. Could there be a better place for working than the empty house of Madame Mayor, where I can sing and play without embarrassment, in the sure knowledge that no-one will come in or disturb me? I'm sad to be so far away from those dear to my heart. But this won't last long! Then I'll come to Russia with a decent supply of scribbled paper and enjoy their company with peace in my heart. Under the influence of these good thoughts, I went home. [...] Then I sat down and worked very successfully on a scene from the first act of the opera, where a chorus of peasants appears, fleeing from the pursuit of the British. Dinner was, as always, delicious. Straight after dinner, I took a long walk with Alyosha, namely: we went to the church in Montreux, from there up in the direction of Glion, then we went down to the main road through Veytaux. On the way, we amused ourselves making snowballs and rolling them down the mountain. Returning home, I had letters from Jurgenson and Bochechkarov. Pyotr Ivanovich is so nice! Just imagine that on the day I arrived here I telegraphed him to send me 200 rubles, and I was somewhat tormented and embarrassed. As if anticipating this, in a letter sent the day before my telegram, he writes: "Won't you be needing money? If you need a thousand or so francs, I'll see to it at once.. !".

After coming home, I played 10 games of durak with Alyosha and ended up winning, which is very rare. I wrote the libretto and a letter to Nadezhda Filaretovna. After supper I wrote to Jurgenson and read what I found in the library here (where I'm a subscriber) — "Old Russia" from 1875, and "Little Dorrit", and I went to bed at 12.

* In the morning I always have a light lunch at a café.


4/16 January 1879

I didn't sleep particularly well. [...] After the usual stroll and sitting on the usual bench [...] and the usual few little jokes, I sat down to work. At first, things went slowly for some reason — then, on the contrary, I became greatly excited (Joan's arioso) and didn't notice how the time passed before dinner. Dinner was incomparable; despite the example of the last few days (when I often had heartburn), I couldn't resist drinking a glass of Kirsch, and because of this I suffered from heartburn while on my walk. Today I went up to the little bench behind the Châtelet — my favourite place here — and felt very tired from the walk. At home I found a letter from Nadezhda Filaretovna, and a note from Tolya. They brought me "The Voice" (I receive it every day), and I read Laroche's review. In the evening, just before supper, I received a parcel. I was terribly happy. Now I'll start reading, and then go to bed.

Yours P. Tchaikovsky