Letter 1228

Date	9/21 July 1879
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1553)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 600–601 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 284–285

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

9 июля Милый мой Модя! Вот уже второй день я в Каменке и до сих пор не могу успокоиться насчёт того, как ты отнёсся к моему подлому поступку. Вчера я телеграфировал тебе — к счастью, у Левы был твой телеграммный адрес. Теперь буду ждать твоего ответа. По крайней мере, я уверен, что ты уже в настоящую минуту знаешь, в чем дело, а то второй раз телеграфировать наудачу мне не хотелось, а письмо Бог знает когда бы дошло. Я очень беспокоился, подъезжая сюда, вообразив себе почему-то, что непременно кого-нибудь застану больным, но, к счастью, страх был ложен. Все, не исключая Саши, приехали встречать нас. Но зато сегодня ночью Саша опять заболела: у неё была рвота, обморок, нервный припадок и т. д. Теперь ей лучше. Как бы мне хотелось, чтоб она решилась уехать за границу? Собираются они в Крым, — но дачи нет. Мне кажется, что они никуда не поедут, а я считаю, что для Саши необходимо куда-нибудь съездить. Бедного Ник[олая] Львовича ты, вероятно, уж никогда не увидишь. В день, когда мы должны были из Низов ехать к тебе, пришла телеграмма от старушки Кондратьевой, которая должна была приехать и умоляла мен я дождаться её. Против желания, я остался в Низах на лишний день. Ник[олаю] Львовичу было очень нехорошо, но я ещё наделся. Зато на другой день он был так плох, что я уехал под самым грустным впечатлением. Если не ошибаюсь, именно в этот день началось le commencement de la fin. Он задыхался и не мог почти вовсе говорить. Вероятно, вода подступала к лёгким. Прощание было убийственно тяжело. Он несколько через силу сказал мне «до свиданья» и при этом плакал. Ясно, что страх смерти начинает проникать в его душу; — до сих пор он ни разу и не заикнулся о возможности смертного исхода. Я колебался, уж не остаться ли при нем до конца? Но Толя уговорил меня уехать. Да, кстати, мне хотелось поговорить с Сашей об нем. Саша считает дело почти потерянным, но оставляет искру надежды, говоря, что иногда перед обратным всасыванием воды, т. е. выздоровлением, бывает полное падение сил. Со страхом жду известий из Низов. В моё отсутствие произошло множество траги-комических сцен с Персефоной. Воробей Нат[альи] Андр[еевны] совсем вырос, летает, и иногда далеко, но по зову возвращается, — прелестное создание. Приезжал Васильев и сделал Веруше предложение, но получил нос. Таня очень похудела и похорошела. Алёша вёл себя хорошо, но, кажется, предаётся сильному донжуанству. Вчера же начал инструментовать 3-е действие. От мух трудно работать. Скоро ли осень! Целую тебя крепко. Твой, П. Чайковский

9 July My dear Modya! This is my second day in Kamenka, and I still can't rest without knowing your reaction to my dirty trick. Yesterday I telegraphed you — fortunately, Lyova had your telegram address. Now I'll be waiting for your answer. At least I can be sure that you are now aware of the matter; I didn't want to send a second telegram on the off-chance, and God knows when a letter would arrive. I was very worried on my way here, imagining for some reason that I was sure to find someone ill, but fortunately my fear was unfounded. Everyone, including Sasha, came to meet us. But then tonight Sasha fell ill again; she was having nervous attacks, vomiting, fainting, etc. She is better now. How I would like her to decide to go abroad! They are contemplating Crimea, but there are no dachas. It seems to me that they won't go anywhere, but I consider that Sasha must go somewhere. You will probably never see poor Nikolay Lvovich again. On the day we were supposed to come to you from Nizy, a telegram arrived from the old woman Kondratyeva, who was supposed to be coming, begging me to wait for her. Against my wishes, I stayed in Nizy for an additional day. Nikolay Lvovich was very unwell, but I still had hope. But then the next day he was so poorly that I left under the most grievous impression. If I am not mistaken, this was the first day of le commencement de la fin. He was choking and could barely speak at all. The water was probably affecting his lungs. Saying goodbye was deadly difficult. He rather forcefully said to me, "until we meet", weeping. Clearly the fear of death has started to penetrate his soul — until now he has never even hinted at the possibility that he was dying. I wavered — should I stay with him until the end? But Tolya persuaded me to leave. Indeed, I wanted to talk to Sasha about him anyway. Sasha considers the matter almost lost, but leaves a spark of hope, saying that sometimes before the reabsorption of water, i.e. a recovery, there is a total loss of strength. I await news from Nizy with trepidation. In my absence, numerous tragi-comic scenes with Persephone have occurred. Natalya Andreyevna's sparrow is altogether grown up, flying, sometimes far away, but returning when called — a delightful creature. Vasilyev came and proposed to Verusha, but was snubbed. Tanya has lost a lot of weight and looks prettier. Alyosha has conducted himself well, although it seems that he's strongly indulging in Don Juanism. Yesterday I started orchestrating the 3rd act. The flies are making work difficult. Will autumn soon be here? I kiss you hard. Yours, P. Tchaikovsky