Letter 1301

Tchaikovsky Research
Date 24 September/6 October 1879
Addressed to Anatoly Tchaikovsky
Where written Grankino
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1260)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 321 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 624–625
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 374–375

Text

Russian text
(original)
Гранкино
24 сент[ября]

Толя! Наконец я приехал в Гранкино. Расскажу все подробности вкратце. Выехал из Москвы с чувствами величайшего восторга. Только побывав там, я понял, как сильно было для меня значение Ник[олая] Льв[овича] и до какой степени это был в самом деле единственный близкий мне человек. Москва стала для меня окончательно чужбиной. Ехал очень хорошо и благополучно до самого Харькова. Так как от прихода курьерского поезда до отхода вечернего поезда по направлению к Гранкино оставалось 12 часов, то я остановился в гостинице Grand Hôtel, куда пригласил накануне по телеграфу Кондратьева. Он отвечал, что приехать не может, чему я, собственно, был рад, ибо боялся, что он меня задержит на лишний день в Харькове. Предстоящая поездка в Гранкино пугала меня; приезд поезда на ст[анцию] Алексеевку в 4 ч[аса] ночи, неизвестность, будут ли Лошади, необходимость проехать 80 вёрст в холодную ночь — все это мне казалось страшным. Поэтому был весь день не в духе. После порядочного обеда в отеле ходил в театр, где шёл «Фауст» с Макаровой в Маргарите. Макарова мне очень понравилась своей симпатичностью и хорошим голосом, Борисов (Мефистофель) — голосом, а все остальное — порядочным ансамблем. В 12½ выехал из Харькова. В 4 часа прибыл в Алексеевку. Холод был ужасный. Лошади меня ожидали, но, по недоразумению, вместо фаэтона и тройки — какая-то поразительно неудобная нетычанка. Целых 40 вёрст, изнемогая от холода и тряски, я ехал до Циглеровки. Здесь меня радушно принял управляющий Шоффа и дал мне чудесный фаэтон с четвёркой, в коем я и доехал остальные 40 вёрст до Гранкино. Вследствие опять-таки недоразумения, здесь телеграмма моя не была получена, и появление моё было сюрпризом. Модя занимался с Колей, когда я вошёл, и удивлению не было конца. Герм[ан] Карл[ович] здесь, но завтра уезжает. Модест собирался в четверг в Каменку и недоумевал, где я? Теперь все устроилось от лично. Мы в четверг вместе отправляемся. Он дня три проведут в Каменке, и потом прямо в Петербург. Гранкино, сверх ожидания, мне очень понравилось. В общем оно напоминает Вербовку, — так же скромно, успокоительно и мило. В саду есть чудесные местечки и густая берёзовая аллея. Я нисколько не удивляюсь, что Модя предпочитает его Каменке, Обед был от личный, — потом мы с Модей долго бродили по степи.

Об Лароше грустные известия. Модест виделся с ним в Харькове он заметил, что в обоих уже замечаются признаки взаимного неудовольствия. Денег у них оставалось немного, а новых достать очень трудно. Наконец они уехали в Таганрог — Бог знает зачем? Оттуда Ларош хотел один приехать сюда, но третьего дня пришла телеграмма, что у них деньги украдены и что двинуться никуда не могут. Одним словом, ненормальность связи начинает давать себя чувствовать. Хочу теперь узнать, до какой степени нуждается Ларош в деньгах, и если в самом деле плохо (крайности быть не может, так как у неё много бриллиантов), то придётся помочь, хотя у меня теперь всего 70 р[ублей] в кармане. Жду с нетерпением от тебя письма. Целую крепко. Пиши в Каменку.

Твой, П. Чайковский