Letter 1382

Date	18/30 December–19/31 December 1879
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Rome
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1282)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 350–351 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 651–652 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 237 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 472–473 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 230–231 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Рим 30/18 д[екабря] 1879 Милый мой Толичка! Ничего нового сообщить не имею; жизнь вошла в свою колею. Встаю в 9 часов, идём вниз пить чай; возвратившись к себе, пишу и делаю маленькую прогулку. В 11½ сходим завтракать; потом прогулка — или общая, или Модест отправляется один (я его посылаю иногда одного, чтобы дать ему отдохнуть), или же, напротив, я отделяюсь и брожу один; в 4 часа возвращаемся и я пишу письма или играю; в 6 час[ов] сходим к обеду в table d'hôte, где я упорно отказываюсь от всяких общих разговоров и молчу, но ем за троих; после того или иду ещё раз немножко погулять, или прямо, переодевшись в халат, сажусь и принимаюсь за чтение. Модест уходит спать в 12, я же никогда не ранее 2 часов и затем очень хорошо сплю до того момента, когда Алёша приходит будить. В театр не хожу. Сегодня был мой черёд идти гулять одному; я зашёл на минутку к Масалитинову и очень раскаивался, так как он привязался ко мне и пришлось 2 часа ходить с ним по вилле Боргезе, причём он кланялся с каждым встречавшимся экипажем и сообщал, что это герцог такой-то, маркиза такая-то, кардинал такой-то. Невозможно сердиться на Масалит[инова], — он такой добрый, услужливый и ласковый! 31 дек[абря] Получил письмо от Юргенс[она], в коем он мне сообщает, что моя сюита в Москве игралась с успехом. Это меня очень бы обрадовало, если б тут же он мне не сообщил отзыва Рубинштейна, что будто бы ничего труднее этой сюиты нет. Я только о том и хлопочу, чтобы писать легко и просто, и вдруг оказывается, что чем больше стараюсь — тем хуже. Известие это меня страшно огорчило. Я написал в Москву к Танееву он прошу у него объяснений. А в Петербурге игралась или нет сюита? Толичка, поцелуй от меня Сашу, Таню, Веру, Анну, Тасю. Как мне иногда всех хочется видеть; просто полетел бы, если б крылья были. Сегодня тепло, как летом. Дует сирокко из Африки. Целую крепко тебя и Володю. Твой, П. Чайковский

Rome 30/18 December 1879 My dear Tolichka! There is nothing new to report; life goes on in its daily routine. I rise at 9 o'clock, we go downstairs to drink tea; returning to my room, I write and take a short walk. At 11.30 we go down for lunch; then a stroll — either a communal one, or Modest goes off by himself (I sometimes send him out alone in order to give him a rest), or, on the contrary, I take myself off for a solitary stroll; we return at 4 o'clock and I write letters or play; at 6 o'clock we go down to dinner at the table d'hôte, where I stubbornly resist any general conversation and remain silent, while eating for three; after that I either go for another short stroll, or I change straight into my dressing gown, sit down and start reading. Modest goes to bed at 12, but I never do so before 2 o'clock, and then I sleep very well until the moment Alyosha comes in to wake me. I don't go to the theatre. Today it was my turn to go walking alone; I called on Masalitinov just for a moment, and very much regretted it, because he attached himself to me, and I had to walk with him for 2 hours around the Villa Borghese, while he bowed to every carriage he met and said that this was Duke such-and-such, the Marquis such-and-such, Cardinal such-and-such. It's impossible to be angry with Masalitinov — he is so kind, obliging and affectionate! 31 December I received a letter from Jurgenson, in which he informed me that my suite was played successfully in Moscow. I would have been very glad about this, had he not immediately informed me of Rubinstein's opinion that there is nothing more difficult than this suite. I take pains to only write easily and simply, and suddenly it turns out that the more I try, the worse it is. This news upset me terribly. I've written to Taneyev in Moscow to ask him for an explanation. Has the suite been played in Petersburg or not? Tolichka, give Sasha, Tanya, Vera, Anna and Tasya a kiss from me. How sometimes I want to see everyone; I would simply fly if I had wings. Today it is as warm as summer. The sirocco is blowing in from Africa. I kiss you and Volodya hard. Yours, P. Tchaikovsky