Letter 1661

Date	2/14 January 1881
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1614)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 263–264 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 13–15 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 256–257 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

2 января 1881 Каменка Сегодня вечером я уже должен был уехать, но ночью поднялась вьюга, выпала невероятная масса снега, и нет никакого сомнения, что поезды или совсем не могут двигаться, или двигаются с остановками. Боясь застрять где-нибудь на станции, я решился ждать, пока не определится степень величины заносов. Уеду, когда узнаю, что путь расчищен. Вьюга продолжается до сих пор. Сейчас я ценою невероятного напряжения (я шёл по пояс в снегу) я добрался до рельсов. Они занесены снегом на несколько вершков. Если и завтра не будет перемены, буду телеграфировать в Москву, чтобы меня не ждали и вели репетиции без меня. К представлению же во всяком случае прибуду. Я прожил здесь 9 дней в самом грустно состоянии духа. Во 1-х, чем дальше, тем больше и острее я страдаю от отсутствия Алёши. Много, много было про лито слез. Письма его убийственно грустные; видно, что он очень страдает и тоскует, несмотря даже на то, что вследствие Фаниного вмешательства полковой командир обратил на него внимание и оказывает ему своё покровительство. Во 2-х, весь дом Левы и Саши в течение всех этих дней был лазаретом. Болен Лева упорным и мучительным ревматизмом; больна Таня, и очень серьёзно, хотя по временам она встаёт и бодрится: её преследуют головные боли и всякого рода нервные припадки. Болей Бобик: горловой болезнью н лихорадкой; Вера три дня лежала и только сегодня на положении выздоравливающей, и, наконец, Саша, хотя и здорова, но сильно утомлена и того и смотри сляжет *. Тем не менее у нас постоянные гости. Верушин вздыхатель Циглер почти безвыездно здесь. Он добрый и симпатичный малый, но... как-то жаль отдавать ему Веру. У Саши с Ник[олаем] Вас[ильевичем] произошла серьёзная ссора, и несколько дней сношения были вовсе прерваны. Третьего дня произошло примирение. Причина ссоры — роман Вари с гусаром Самбергом. Ник[олай] Вас[ильевич] обвинил Сашу в очень грубой форме в стряпании чуть не в сводничестве. Но, впрочем, обо всей этой стороне каменской жизни я предпочитаю рассказать тебе на словах. Очень сложно и запутанно. Поездка за границу, вследствие того что ты остаёшься в Петербурге, отменена. Предполагают, что если Лева н Таня выздоровеют, то они на «Онегина» и «Орлеанскую деву» поедут в Москву и Петербург. Но все это очень условно и неопределённо. Получил сегодня твоё письмо **. Бедный Модя! ты переживаешь теперь очень трудное время и как человек, связанный с таким мерзавцем, как Конради и как автор комедии. Авторство приносит самые лучшие моменты земного счастия, — но ценою больших неприятностей и многих страданий. Говорю это по опыту. Но никогда не следует падать духом, и все-таки писать, писать, писать. Ах, как бы хотелось узнать, что скажет Утин? Может статься, что тут ты натолкнёшься на непонимание. Но, ради Бога, не смущайся. Что касается московских дел, то верь, что там все пойдёт хорошо. Приедешь ли в Москву к 11? Если да, то телеграфируй мне в Консерваторию. Целую крепко тебя и Количку. П. Чайковский Р. S. Распечатываю письмо, чтобы предупредить тебя, что не нужно говорить Анне о предположении их ехать в Петербург. По всей вероятности, поездка не состоится. Таня сегодня промучилась невероятно от головной боли. Юрию вечером сделалось хуже, и я должен был по колено в снегу сбегать к Ром[aнy] Еф[имовичу] (который, в довершение неприятностей, болен) спрашивать, что делать. Господи, как всё это грустно! Но есть хорошие весточки о Трубецком. Верушино дело с Циглером почти слажено. Тыне можешь себе представить, как она мила и прелестна в своих оригинальных отношениях к Циглеру. Но все это требует изустного рассказа. Но Таня! есть минуты. когда я её страшно люблю, — но есть другие, когда я почти ненавижу её. Она разливает кругом себя какой-то яд, отравляющий всё и всех. Пока она не выйдет замуж, не будет ничего хорошего в этом доме. И жалкая и чудная девочка, — но, вместе с тем, и невыносимая по своей неспособности удовлетворяться настоящим. Kонечно, она не виновата в этом, — но иногда досадно страшно! Диму выгнали от Поливанова. П. Чайковский * Забыл упомянуть, что в ночь с 28 на 29 у Юрия бы круп! Теперь он вне опасности. Но что я пережил в эту ночь: Захватили вовремя. ** Подробности узнаешь от Саща.

2 January 1881 Kamenka I ought to have left already this evening, but overnight a blizzard rose up, an incredible amount of snow fell, and there's no question whatsoever that the trains either can't move at all, or have to keep stopping. For fear of becoming stuck somewhere by the station, I decided to wait until I could determine the extent of the drifts. I'll leave when I know the way has been cleared. The blizzard is still going on now. Just now, at the cost of incredible exertion (I was walking waist-deep in snow), I reached the tracks. They are covered in snow several vershoks deep. If there's no change tomorrow, I'll telegraph Moscow so that they don't wait for me, and can carry on the rehearsals without me. In any case, I'll be there for the performance. I've lived here for 9 days in the most miserable state of mind. Firstly, the further I go, the more and more acutely I suffer from Alyosha's absence. Many, many tears have been shed. His letters are mortifyingly sad; it's clear that he's miserable and suffering a great deal, despite the fact that, as a result of Fanya's intervention, the regimental commander pays attention to him, and offers him his patronage. Secondly, Lev and Sasha's entire house has been an infirmary these last few days. Lev is afflicted by persistent and painful rheumatism; Tanya is ill, and very seriously so, although from time to time she rises and brightens up; she is plagued by headaches and all sorts of nervous attacks. Bobik is poorly with a sore throat and fever; Vera has been laid up for three days, and only today is starting to convalesce, and finally, Sasha, although well, is very tired and looks as though she's coming down with something *. Nevertheless, we regularly have guests. Verusha's admirer Ziegler hardly ever leaves here. He's a good and sympathetic man, but ... it's a bit of a shame let him have Vera. Sasha and Nikolay Vasilyevich had a serious row, and for several days relations were completely severed. Two days ago they reconciled. The reason for the quarrel was Varya's affair with the hussar Samberg. Nikolay Vasilyevich accused Sasha in a very rude manner of stoking this, if not pandering to it. But anyway, I'd rather tell you about this whole side of life at Kamenka verbally. It's very complicated and confusing. The trip abroad is off, as a result of the fact that you're staying in Petersburg. I presume that if Lev and Tanya recover, they'll go to see "Onegin" and "The Maid of Orleans" in Moscow and Petersburg. But all this is very conditional and uncertain. I received your letter today **. Poor Modya! You're now going through a very difficult time, both as a person involved with such a scoundrel as Konradi, and as an author of comedy. Authorship brings the best moments of earthly happiness, — but at the cost of great unpleasantness and much suffering. I say this from experience. But you should never lose heart, write, write, and write, all the same. Oh, how I'd like to know what Utin will say? It may happen that you will encounter misunderstandings. But for God's sake, don't be embarrassed. As regards affairs in Moscow, have faith that everything will go well there. Will you be arriving in Moscow at 11? If so, then telegraph me at the Conservatory. I kiss you and Kolichka hard. P. Tchaikovsky P.S. I'm unsealing the letter to warn you that you don't need to tell Anna about their proposal to go to Petersburg. In all likelihood the trip won't happen. Today Tanya suffered from an incredible headache. Yury became worse in the evening, and I had to run knee-deep in the snow to Roman Yefimovich (who, to top it all, was ill) to ask what to do. Lord, how sad all this is! But there is good news about Trubetskoy. Verusha's affair with Ziegler is almost harmonious. You can't imagine how sweet and charming she is in her unique relationship with Ziegler. But all this requires a verbal description. But as for Tanya! There are moments when I love her terribly, — but there are others when I almost hate her. She emits some sort of venom, poisoning everything and everyone around her. Until she's married, nothing good will happen in this house. A pitiful and wonderful girl — but, at the same time, unbearable with her inability to be satisfied with the present. Of course it's not her fault — but sometimes it's awfully irritating. Dima has been expelled from Polinvanov's. P. Tchaikovsky * I forgot to mention that on the night of the 28th and 29th, Yury had croup! He's now out of danger. But what I experienced that night. I just caught it in time. ** You'll find out the details from Sasha.