Letter 2252

Date	1/13 April 1883
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 100–101
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Париж 1/13 апреля 1883 Анатоша! Иногда ты имеешь талант написать такое письмо, в котором ничего ровно нет. Совет писать кантату коротко несвоевременен, ибо она уже давно в Петербурге; про Юргенсона я отлично знаю из его писем. Хоть бы словечко про себя, про Парашу, про дочку? А ведь всё это интересно, можно и коротко про все написать; а то, кроме геморроидальных шишек, ничего. Эти шишки, голубчик, не опасны; у Модеста не то было. Пожалуйста, ходи больше, я ходьбой вылечил свой геморрой. Если днём некогда, — ночью, вечером хоть немножко, а подвигайся. В заключение письма ты спрашиваешь, «а что твоя Таня»? Нет уж ради бога не называй её моей. Пусть будет чья угодно, только не моя. Готов ей оказывать всякую помощь и по мере сил быть полезным, но считать своей не хочу. Вся цель моей жизни теперь: быть подальше от неё. Как только окажется возможность её оставить здесь с компаньонкой, я уеду и затем буду так же страстно желать ей здоровья и всякого блага, как и желать быть подальше. Эточело век, приводящий меня в ужас и страх. По-моему, она никогда не будет вполне здорова, отучится от морфина, — так будет пьянствовать или иначе отравлять себя. Здоровье её теперь нехорошо, и Модест не решится ещё оставить одного меня с ней, но по уверению докторов, достойных доверия, очень скоро она придёт в гораздо лучшее состояние, и я надеюсь, что мне можно будет на Фоминой быть в Москве. Насчет флигеля я ведь тебе писал в прошлом письме. Не могу, голубчик, сказать ничего решительного, прежде чем буду в Москве. Главная причина: денег нет в виду, и мне необходимо прежде покончить здесь с устройством Тани, затем приехать в Москву и уже тогда, осмотревшись, решить, что могу предпринять. Если представится случай, отдавай флигель. А я во всяком случае: во флигеле или иначе, только поживу с вами, у Вас, около Вас, — словом дай только мне приехать, и тогда мы всё устроим наилучшим образом. Кондратьев завтра едет в Петербург. Видел ли ты Мэри, — она в Москве. Насчет кантаты не беспокойся, скорее я опасаюсь, что она будет коротка. Целую, обнимаю, нежно прижимаю к сердцу всех трёх. Твой Пожалуйста ходи, ходи, ходи: единственное средство от геморроя. Поздравляю с годовщиной свадьбы. Буду вспоминать.

Paris 1/13 April 1883 Anatosha! Sometimes you have a talent for writing a letter that consists of precisely nothing. The advice to write a short cantata is too late, because it's been in Petersburg for ages now; I'm splendidly informed about Jurgenson from his letters. At least say a word about yourself, about Parasha, about your daughter? You can write briefly about everything that's really interesting; at least, anything apart from haemorrhoidal swellings. These swellings are not dangerous, golubchik; they weren't for Modest. Please, just walk more — I cured my piles by walking. If you don't have time during the day then do so at night, at least a little in the evening, but move around. At the end of your letter you ask "and what of your Tanya"? No, for God's sake don't call her mine. Let her be anyone's, just not mine. I'm ready to provide her with any assistance and to be useful to her to the best of my ability, but I don't want to consider her mine. My whole aim in life now is to be far away from her. As soon as the opportunity arises to leave her here with a companion, I shall leave, wishing her good health and all the best with just as much passion as I want to go far away. This is someone who strikes fear and terror into me. In my opinion, she will never be completely well; she'll wean herself off the morphine, but then end up drinking or poisoning herself some other way. Her health isn't good now, and Modest won't dare to leave me alone with her yet, but according to reliable doctors, she'll very soon be in a much better state, and I hope I can be in Moscow for St. Thomas's. I wrote to you about the outbuilding in my last letter. I can't say anything decisive, golubchik, before I'm in Moscow. The main reason is that there's no money in sight, and I must first settle Tanya's arrangements here, then come to Moscow and, after looking around, decide what's to be done. You can offer the outbuilding if the need arises. And whatever happens — whether it's in the outbuilding or otherwise — I'll still be living with you, either at yours or near you; in short, just let me come, and we'll arrange everything in the best possible fashion. Kondratyev is going to Petersburg tomorrow. Have you seen Mary? She's in Moscow. Don't worry about the cantata, I'm rather afraid that it will be short. I kiss, hug, and gently press all three of you to my heart. Yours Please, walk, walk and walk; it's the sole cure for haemorrhoids. Congratulations on your wedding anniversary. I'll be thinking of you.