Letter 2284

Date	2/14 May–3/15 May 1883
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1702)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 151–153 (abridged)

Text

Russian text (original)

2 мая Утром Твоё сегодняшнее письмо меня привело просто в отчаянье и такое уныние, что я, ничего не делая, часа два сидел и думал об этой ужасной суете, в которой ты живёшь. По-моему, всё лучше, чем этакая жизнь; даже заключение в какой-нибудь темнице. Я злюсь и на Льва Васильевича, который на тебя навязал детей, и на Мекков (о! эти новые квази родственные отношения с людьми великолепными, но всё же чуждыми — это хуже всего), и на Кондратьевых, и на эту дуру Бутакову, которая не могла по крайней мере детей на себя взять. И вообще это обилие родственников и детей, это ужасное бедствие. Прими какие-нибудь меры. Когда мальчики уедут? Напиши мне это. Я велел Алёше приехать в Петербург и ждать меня там. Придётся тебе и его держать, но я думаю, что он даже будет тебе полезен как слуга и помощь Грише с Нарой. 3 мая утром дома И сегодня, получив твоё письмо, злился и был огорчён. В самом деле это из рук вон. Но ты и сам виноват. Я пролил несколько слез радости зато по поводу известия, что Мише лучше. Это совпало с письмом от Н[адежды] Ф[иларетовны], в коем она выражает безнадёжность и отчаяние. Вчера была и юльская жара. Как жаль, что тебе не удалось видеть Париж летом. Это что-то совсем особенное. Но особенно интересен Bois de Boulogne, где буквально весь Париж; бедные пешком, богатые в экипажах; но сколько этих пешеходов и сколько экипажей! Кажется, что уж в городе никого не осталось; ничуть не бывало, вернёшься в город — и в нем обычная суета и движение, а сколько ещё народу в окрестности по жел[езной] дор[оге] уехало! Таню зас-тал опять вполне выздоравливающею, с превосходным аппетитом и очень весёлую. Я сидел у неё очень долго. Главная тема разговора была обсуждение бюджета. Представь себе, что и этой новой тысячи рублей не хватает, чтобы заплатить Тарнье, M[ada]me Жильбер, мне прожить ещё несколько дней, заплатить Тремблету, оставить Тане сколько нужно на уплату счетов Паскалю до предполагаемой присылки Левы и, наконец, мне доехать до Петербурга. Придётся ещё доставать денег, конечно телеграфическим путём. Как и у кого — не знаю ещё. Вероятнее всего, обращусь к Коле брату, с просьбой дать. взаймы. Вечер вчера я провёл в Café-chantant, где теперь в числе артистов находится Charles Gonsalès. Но, как водится, я слышал всех, кроме его, и очень проскучал. [...]. Утро опять чудное. Но погода и прелесть весны имеют для меня здесь только отрицательное значение. Мне не жутко благодаря им, — наслаждения же не испытываю. Вчера до Тани я был опять в Салоне и, проведши там около часу, вышел как ошалелый. Слишком много всего, и много хорошего, так что внимание быстро переходит в напряжение и музейное нервное утомление. А между тем я и половины ещё не видел настоящим образом. Сообщил Белярам, что скоро уезжаю. Они выразили большое огорчение. 6 часов Был у Тани. Сидел там от 2½ до 5 часов. Теперь я всегда у них пью чай. Таня стала ужасно дорожить моим присутствием и всё просит посидеть. Завтра мы с Лиз[аветой] Мих[айловной] едем к George-Leon. Выезжаем в 12 часов; в 4 пересаживаемся, приезжаем в 5 на ст[анцию] Villeneuve, из коей в экипаже ¾ часа до места. Придётся ночевать в дороге, т. е. остановиться там, где пересадка. Ferré говорит, что это хорошенький городок с гостиницами- Таня чувствует себя от лично. Сейчас получил восхитительное письмо от Коли. Его, Боба и Митю поцелуй. Твой П. Ч. Путешествие я опишу тебе подробно.