Letter 2316

Date	26 July/7 August 1883
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1710)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 297–298 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 197–198 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 293 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Москва 26 июля Милый Модя! У меня произошла очень комичная, хотя вместе с тем и трагичная история с подарком государя. Когда мне прислал и его, то это оказалось кольцо с большим бриллиантом, очень красивым, но я был сильно разочарован, ибо хотел денег, в коих очень нуждаюсь, а не кольца. Но раз получив его, мне вдруг жаль стало с ним расставаться. Приехавши в Москву, я решился, однако ж, покамест заложить его, а потом, в надежде, что Юргенсон устроит впоследствии выгодную продажу, выкупить. Я получил за него в ссудной конторе 375 р[ублей]. Имея в кармане бумажник, я отправился на именины к Звереву и целый день оставался. Вечером, когда я приехал спать к Юргенсону, бумажника не оказалось; всё поиски тщетны; таким образом я остался ни при чем. Огорчение большое, но переношу его с мужеством и утешаю себя следующей мыслью: лучше потерять бумажник с большими деньгами, чем попасть на остров Искию вовремя землетрясения, или что ещё хуже, знать, что кто-нибудь из близких там попался. Одно меня страшно смущает, это впечатление, которое известие о пропаже произведёт в Подушкине. Особенно Алёша будет неутешен. Сейчас еду в Подушкино. Я провёл два дня в деревне у Альбрехта, вчера здесь в городе, а сегодня еду домой, с тем чтобы до самого отъезда в Гранкино уж не выезжать из Подушкина. На какие деньги совершу путешествие, не знаю, но так или иначе нужно будет извернуться. Тебе покажется странным, что без всякой надобности я спешу сообщить тебе неприятное известие. Но это произошло вот отчего. Мне оставалось два часа до отхода поезда, и я, дабы убить время, пошёл к Юргенсону. Этот не нашёл ничего лучшего, как дать мне свой счёт со мной. Ты знаешь, что я никогда не спорю и не торгуюсь с Юргенсоном из-за гонорара и до сих пор всегда был доволен назначенными им цифрами. Каково было моё изумление, когда я увидел, что за «Мазепу» он назначил мне всего 1000 р[ублей]!!!! За «Орлеанскую деву» я получил больше, а именно 1500. Теперь прошло 4 года; я сам делал переложение, сам корректировал и, следовательно, составил ему экономию в 400 р[ублей], и вдруг он назначает теперь, когда цена моя поднялась очень сильно, такую жалкую плату. Я страшно возмущён этим, — но не в силах ничего сказать, и вот, чтобы найти contenance, сказал, что хочу писать тебе, потребовал бумаги и пишу. Уж ты прости, голубчик, что пришлось навести на тебя уныние. А с другой стороны, я чувствую страшную потребность излить своё огорчение, хотя и вызванное денежными интересами, но всё ещё очень сильное, в твоё братское сердце. Просто непостижимо куда мог вчера пропасть бумажник. Я до сих пор никогда не терял денег в больших размерах и решительно не понимаю, как могло случиться. В Подушкине у нас все благополучно. Теперь уж довольно скоро мы с тобой увидимся, милый Модичка. Целую тебя крепко, а также Количку. За письма Лиз[аветы] Мих[айловны] сердечно благодарю. Я привезу тебе их сам. Какая она чудная, эта Молас! Так как денег, должных Никол[аю] Ильичу, я выплатить ему не могу, то и не хочу ехать к нему, а отсюда прямо поеду в Гранкино. В своё время, разумеется, дам депешу. Прощай, голубчик, нежно обнимаю. Твой П. Чайковский