Letter 2339

Date	6/18 September 1883
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Verbovka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 858)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 217–218 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 221–222

Text

Russian text (original)

Вербовка 6 сентября 1883 г[ода] Я получил Ваше последнее письмо, дорогая моя, садясь в вагон на Курской дороге, и прочёл его тотчас после того, как в Подольске расстался с бедным Колей, сокрушённым своей неудачей. Всё, что Вы говорите об экзаменах и о тех страданиях, которые они причиняют молодёжи, показалось мне тем более верным, что, пока Коля рассказывал мне о претерпенном им мучении, я именно думал то, что Вы пишете мне. В моё время экзамены в Училище правоведения были даже не лотерея, где бы всё зависело от удачно вынутого номера, а просто комедия. Всё было основано на узаконившихся традициях разнообразного мошенничества, в котором очень часто принимали участие и сами преподаватели, входившие в стачку с учениками. Теперь дело ведётся несколько честнее, но зато жестокости гораздо больше. Этот Таганцев, который видит перед собой знающего, но почему-то потерявшегося ученика, и вместо ободрения окончательно сбивающий его своим молчанием, возмущает меня до глубины души. Не знаю, каково Коля знал остальные предметы, но что он твёрдо знал уголовное право, — в этом я не сомневаюсь, ибо мы с братом Анатолием имели тому доказательства. Впечатление, которое производит на меня неудача Коли, сводится к жалости. Мне жаль его не потому, чтобы я считал для его будущности важным, что он срезался, а потому, что ничего нет тяжелее для молодого человека, как сознавать себя жертвой несправедливости и бессмысленно злобного притеснения. Время, разумеется, сгладит тяжёлое впечатление, но теперь он должен испытывать очень горькое чувство, и мне было невыразимо жаль его. Что касается Вас, дорогая моя, то я в первую минуту очень огорчился и испугался за Вас, но потом догадался, что Вы перенесёте эту неудачу с свойственною Вам силою духа, и я до крайности был рад, когда Влад[ислав] Альберт[ович] в Подольске подтвердил моё предположение. Хотя у, меня был билет прямого сообщения до Фастова, но, подъезжая к Киеву, я почувствовал потребность в отдыхе и решился на сутки там остаться, вследствие чего приехал в Каменку через день после Вашей телеграммы и запоздал ответом на неё. Здесь все отнеслись к случаю с Колей так же, как и я; всем жаль его, потому что он должен был страдать от неудачи; никому и в ум не пришло хоть на секунду посетовать на него. Анна, конечно, поплакала даже, жалея своего милого Колю. Оба родителя вполне согласны с Вашим взглядом и находят, что Коле нужно оставить Училище. По случаю именин Лизаветы Васильевны я провёл весь вчерашний день в Каменке, а в Вербовку приехал только вечером. Мне чрезвычайно приятно находиться в семье, к совместной жизни с которой я так свыкся. Но не могу выразить Вам, до чего здешняя природа кажется мне неприглядна и безотрадна после прелестей милого нашего лесного севера. К тому же, 7 недель не было дождя, и зелени совсем нет. С завтрашнего дня принимаюсь за работу. Сестру я нашёл очень поправившеюся, а Анну похорошевшей. Будьте здоровы и покойны, милый, бесценный друг. Ваш П. Чайковский