Letter 243
Date | 2/14 December 1871 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
Where written | Moscow |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1083) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 372–373 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 174–175 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 73 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 265–266 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 71 (English translation; abridged) П. И. Чайковский. Забытое и новое (1995), p. 122 (extract) |
Text
Russian text (original) |
Москва 2 декабря Милый друг!
Гудим вероятно, передал тебе всё интересное, меня касающееся, и потому я позволил себе не сразу отвечать на письмецо. Я должен тебе прежде всего выразить моё скорбное недоумение насчёт твоей болезни. Что у тебя шанкр, то это меня нисколько не удивляет, ибо с кем его не было? (Вспомни только, какой шанкр насадила мне Гульда у Фюрст в Петербурге!) Итак ничего нет невиннее, как этом всем доступный орденский знак. Но что меня удивляет, беспокоит и злит, так это скверное лечение сукина сына Гюбенета. Как? Ты уже три месяца болен и пишешь мне о летнем лечении? Но разве ты не надеешься оправиться от болезни в течение предстоящей зимы? Что это всё значит? Не мучь меня и точно разъясни, в каком положении н градусе твоя болезнь; воздержан ли ты и не сам ли виноват в продлении болезни? Я хотел бы также знать, насколько болезнь препятствует твоим служебным занятиям? Очень рад, что прокурором у Вас Капнист; если ты не возненавидел дамского общества, то постарайся познакомиться с его женой, очень милой дамой. Я с ней одно время часто видался. Теперь я должен тебе сообщить, что по неотступной просьбе Шиловского я еду около 15-го декабря на один месяц за границу; но так как это не должно быть известно и в Москве всё (за исключением Рубинштейна) должны думать, что я поеду к Саше, то, пожалуйста, никому, даже Саше Гудиму, не говори об моем пребывании за границей. Если Папаша, паче чаяния, выедет из Каменки раньше получения моего письма, то предупреди его, что после 15 декабря он меня не найдёт в Москве, но зато я у-вижу его при обратном проезде в Петербурге. Дела нашей Консерватории ещё колеблются, и будущность её неизвестна. Одно только знаю: для дела я буду жалеть и возмущаться, если она лопнет; но для себя я буду рад. До того мне опротивели мои занятия, до того я утомляюсь и расстраиваюсь, что буду рад какой бы то ни было перемене. С голоду уж, конечно, не умру. Вероятнее всего, устроим в Москве приходящие классы, или же я перееду в Питер. если мне предложат в Консерватории хорошее жалованье. А кто знает, может быть, и в Киев махну? Опера моя подвигается медленно, и я едва ли вполне окончу её даже к великому посту. Интересного сообщить тебе нечего; что я стал фельетониством это ты, вероятно, уже знаешь, я делаю это единственно и[з] самоотвержения, ибо Губерт ленится, а чужих пускать не хочется. Скажи Модесту, что я очень рад всему, что об нем слышу, и дай ему в рыло за то, что не пишет. Тебя целую во всё места [...] [1] П. Чайковский |
Notes and References
- ↑ The final four words are illegible.