Letter 2592

Tchaikovsky Research
Date 12/24 November 1884
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Davos
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1758)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 675–677 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 321–322 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 485–486
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 317–318 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
Давос
12/24 ноября

Наконец я вчера приехал сюда в 4 ч[аса]. Это целое путешествие: после Мюнхена я провёл одну ночь в Линдау и одну уже в Швейцарии (где кончалась жел[езная] дор[ога] и оставалось ещё ехать 8 часов на лошадях) на ст[анции] Ландкварт. Тут пришлось спать в дрянной конуре, однако ж чистой. Обыкновенно отсюда едут на другое утро в Давос в дилижансе, но, боясь соседства с чужими в тесной карете, я нанял бричку, в коей ехал один. Совершенная зима, все покрыто снегом, и чем дальше мы подымались в горы, тем суровее делались и при рода и зима. Я очень страдал от холода особенно в ногах. Едучи в Давос, я воображал, что попаду в пустыню, и боялся, напр[имер], что негде будет папирос и сигар достать. Но оказалось, что на этой невероятной высоте целый ряд великолепных гостиниц, магазины, в коих можно достать все, что угодно, что здесь издаётся газета, есть театр (в коем я вчера был с Котеком), а уж про папиросы и сигары и говорить нечего. Всё это производит на меня совершенно фантастическое впечатление, идо сих пор я ещё точно во сне.

Когда я приехал в главную гостиницу, где живёт Котек, его не было; он ожидал меня с дилижансом позднее и ходил искать для меня помещение. Мне дали на одну ночь комнатку господина, куда-то уехавшего. Наконец явился Котик; я ожидал его с большим волнением, думая увидеть тень прежнего Коте ка. Удовольствию моему не было пределов, когда он оказался сильно потолстевшим, с великолепным цветом лица и, по-видимому, совершенно здоровым. Но это только по-видимому. Когда он заговорил, то я увидел, что грудь у него очень расстроена. Вместо голоса какой-то неприятный хрип, причём беспрестанно кашель самого раздражающего свойства. Тем не менее болтал он совершенно как прежде, т. е. без конца, так что я беспрестанно уговаривал его помолчать и отдохнуть. Состояние его здоровья следующее: каверн у него ещё нет, и надеются, что не будет. Одно лёгкое находится у него в хроническом воспалении, покрыто ранами и воздуху не принимает. Ежедневно в известные часы у него лихорадка. Аппетит великолепный, и ест за троих. Общее его состояние вследствие хорошего питания и великолепного воздуха очень хорошо, и в эти два месяца он так потолстел и поправился, что Ирецкая, видевшая его таким больным, не узнала бы его. Но лёгкое всё ещё плохо, и он боится, что и следующий год придётся прожить здесь. Ходит свободно, но подыматься может с большим усилием. Так как я ожидал худшего, то рад видеть его на ногах, толстым и розовым, как прежде.

Народу множество, все гостиницы переполнены, и я едва достал себе очень жалкое помещение, очень далеко от Kurhaus. Несмотря на то что сегодня градусов 5 мороза, все больные целый день на воздухе; одеваются до того легко, что многие без пальто гуляют, спускаются на русский лад на санках с гор, катаются на коньках и т. д. Всё лечение состоит в вдыхании воздуха, который очень чист, но очень жидок и больным удобно и легко поглощать его. В Kurhaus за table d'hôt'ом сидит человек 200 и еда превосходная. Говорят, что здоровым людям здесь душно и некоторые совсем не пере носят здешней жизни, — но я пока чувствую себя отлично. Природа очень величественная, очень мрачная и, признаюсь, наводящая на меня уныние. Сердце у меня все время болезненно сжимается, и я мечтаю только о том, скоро ли уеду. Впрочем, это, может быть, пройдёт. Я поступил очень тактично и сразу сказал Котику, что останусь лишь несколько дней, так что если останусь целую неделю, — он будет вполне доволен. Мне ужасно его жаль. Чувство неизвестности, неуверенность в возможности на будущую зиму переехать в Берлин и дело делать очень мучат его. Но, впрочем, он не особенно скучает; общество огромное, есть и русские; со всеми он знаком, и хотя особенно ни с кем не сблизился, — но одним словом оставаться здесь долго было бы с моей стороны жертвой сверх сил, и я решаюсь как можно скорее уехать. Не правда ли курьёзно, что целое население чахо-точных людей живёт среди суровой, настоящей русской зимы. Но Коте к говорит, что по статистике здешней из 100 человек 60 выздоравливают совершенно.

Пока до свиданья, голубчик; очень. рад, что ты доволен своим новым делом. История с Митей, Бобом и Колей очень поучительна. В каком смысле, — об этом лучше скажу при свидании.

П. Чайковский

Котик тебе очень кланяется.