Letter 2821

Date	25 November/7 December 1885
Addressed to	Praskovya Tchaikovskaya
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 444)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 205–206

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

25 ноября 1885 Майданово Голубушка Паня! Вот когда одиночество тягостно, — во время болезни. Уж три дни как я нездоров, не могу ничего делать и по временам сильно тоскую. Болезнь моя пустяки. Я чего-то лишнего съел, и третьего дни ночью поднялась безумная боль живота; утром принял касторку и к вечеру почти совсем был здоров, но вчера съел недоваренный компот и опять ночью разболелся. Касторка, сейчас же принятая, снова превосходно подействовала, и завтра я буду вполне здоров, но сегодня не мог ни заниматься, ни гулять, — а это для меня убийственно. К счастию, вчера вечером неожиданно приехал Дима Переслени, совсем не ради удовольствия меня видеть, а потому, что ему в Москве буквально хоть с голоду помирать. Как бы то ни было, но я очень рад, что он меня провёл сегодняшний день и останется до завтра вечером. А до болезни я прекрасно про­водил здесь время, т. е., как водится, работал и гулял. Гулять теперь, когда уж много снегу, не особенно удобно, — но я с этим мирюсь, ибо имею превосходные ботики и валяю как попало в снег. Погода стоит приятная, мягкая, серая, но без ветра. Новичиха куда-то пропала; возвратившись, я её здесь не за­ стал, и до сих пор её нет, чему я, впрочем, скорее рад. Не жалуюсь на неё, когда она здесь, но ещё лучше, когда её нет. Говорят, что дела её плохи и что Майданово продаётся. Я тебе, кажется, не писал, что Ариша уж давно родила, и совершенно благополучно, как раз, когда я отсюда уехал в 20-ых числах октября. Таким образом, оказывается, что не Алексеи виновник её беременности. Теперь она ходит тоненькая, очень похорошела, и я страшно злюсь на этого дурака Алексея, что он не хочет на ней жениться. Алексей совершенно неузнаваем, когда он один со мной. Не могу тебе выразить, до чего он отлично ведёт всё хозяйство, как он заботится обо мне и (что всего тебе покажется страннее) какой у него чудесный и приятный характер делается, когда он доволен своей обстановкой. Остальными слугами я тоже вполне доволен. Паничка! К праздникам я тебе вышлю 300 рублей. Денежные дела мои не особенно хороши. В Москве я буду теперь жить всегда у Юргенсона, который наконец отделал мою комнату. Я не могу утешиться об утрате Алексеева для Музыкального общества. В субботу 30 еду в Москву на концерт и проведу дня три. Потом опять сюда, и думаю, что до праздника не тронусь, а в праздник в Петербург поеду. Иногда я страшно грущу об вас, так бы и полетел. Целую твои ручки, моя душечка. Толю и Танюшу целую. Очень кланяйся от меня Коле Переслени, няне и Степану. Целую. П. Чайковский

25 November 1885 Maydanovo Golubushka Panya! This is when solitude is difficult — during times of illness. I've been unwell for three days now, I cannot do a thing, and at times I'm moping badly. My illness is a trifle. I over-ate, and two nights ago I had a mad stomach ache; in the morning I took castor oil, and by the evening I was almost completely well; but yesterday I ate some undercooked compote and took ill in the night again. Castor oil, taken immediately, again had an excellent effect, and tomorrow I shall be completely healthy, but today I could neither work nor walk, and for me this is deadly. Fortunately, Dima Peresleni arrived unexpectedly yesterday evening, albeit not for the pleasure of seeing me, but because he would literally expire from hunger in Moscow. Be that as it may, I'm very glad that he spent today with me, and he'll be staying until tomorrow evening. And before my illness I spent the time here wonderfully, i.e. as usual, working and walking. Now that there's a lot of snow, walking isn't particularly convenient, but I put up with it because I have excellent boots and I can trudge through the snow as I please. The weather is pleasant, mild, grey, but without wind. Novichikha has disappeared somewhere; on returning, I didn't find her, and she still isn't here, which, however, I'm rather glad about. I don't grumble about her when she's here, but it's even better when she's not. The say that she's doing badly and that Maydanovo is for sale. I don't think I wrote to you that Arisha have birth ages ago, and quite safely, just as I left here on the 20th of October. So it turns out Aleksey is not responsible for her pregnancy. Now she is looking thin, and very beautiful, and I'm terribly angry at this fool Aleksey for not wanting to marry her. Aleksey is completely unrecognisable when he's alone with me. I cannot tell you how splendidly he manages the whole household, how he looks after me and (what will seem most peculiar of all to you), what a wonderful and pleasant character he is when he is content with his surroundings. I'm also quite pleased with the rest of the servants. Panichka! I'll send you 300 rubles for the holidays. My financial situation isn't particularly good. In Moscow I'll now be staying with Jurgenson, who has finally finished my room. I cannot reconcile myself to the fact that Alekseyev is lost to the Musical Society. On Saturday 30th I'm off to Moscow for a concert and shall be spending three days there. Then I'll be here again, and I don't think I'll budge until the holidays, when I'll be going to Petersburg. Sometimes I'm terribly sad about you, and wish I could fly there. I kiss your hands, my darling. Kisses to Tolya and Tanyusha. My warmest regards to Kolya Peresleni, the nurse and Stepan. Kisses. P. Tchaikovsky