Letter 3026

Date	13/25 August 1886
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2067)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 300–301 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 430–432

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

13 августа 1886 г[ола] с[ело] Майданово Многоуважаемая, добрейшая Юлия Петровна! Последнее письмо Ваше менее болезненно отозвалось в моем сердце, хотя бы уже потому, что я знаю, какая Ваша болезнь, и не смотрю на неё как на очень опасную и серьёзную, и думаю, что, когда Вы будете хоть несколько покойнее, — улучшение воспоследует само собой. Опять коснусь вопроса о Вашем литературном таланте. Вы переживаете такой период жизни, когда из-под пера Вашего не могут выходить вещи, требующие фантазии или спокойного, объективного отношения к действительности. Но Вы могли бы изобразить очень живо, тепло и с нисколько не скрываемою горечью именно тот роман или ту драму, которая так тяжело отозвалась на Вас. Этот известный драматург, в силу роковых обстоятельств и слабости характера сделавшийся героем интимной, но очень интересной драмы, в которой, не будучи по природе зол и жесток, он является тираном семьи своей; этот бездарнейший из бездарных, нахальный, лживый старик и вся его, семья с их интриганством; а с другой стороны, Вы с Вашей трагической надломленностью, с Вашим страстным материнским чувством, постоянно терзаемым по той или другой причине; рядом с Вами Ваша мать, столь симпатично-трогательная в своём самопожертвовании; Ваши дети, столь противуположные по своим натурам; — разве Вы не могли бы из всего этого материала создать литературное произведение, способное заинтересовать, тронуть и заставить призадуматься читателя? По-моему, Вы бы могли. Конечно, в настоящую минуту, когда Ваш роман или Ваша драма не вышли из области настоящего, невозможно ещё без острой и мучительной боли растравлять эти раны, пытаясь перенести на бумагу все переживаемое. Но в более или менее близком будущем, — когда установится новая форма жизни, — оно будет вполне возможно. Бог даст, месяца через два, в одно прекрасное утро Вы присядете к своему столику и начнёте. А там придёт увлечение, явятся и новые авторские страдания (без страдания всё-таки никак не обойдёшься), новый интерес в жизни и подъем духа. Какую силу придаст Вам сознание, что вы сами по себе, что Вы не только супруга Вашего супруга, но и самостоятельная, выдающаяся личность! Другой деятельности я для Вас придумать не могу. Вы по природе художник и вне художественной сферы действовать не можете, т. е. не можете найти исход для переполняющих Вас чувств, мыслей. Моё мрачное настроение прошло или почти прошло. В последние дни явилась такая охота к работе, что опера моя уже почти вполне кончена. Осталось написать только одну небольшую сцену. К тому же и погода стала великолепна, и это тоже на меня в высшей степени благотворно подействовало. Ваш совет ехать в Ваши страны очень соблазнителен, — но по разным причинам теперь об этом мне и думать ещё нельзя. Но я нисколько не теряю надежды увидеть Вас в течение будущих осенних или зимних месяцев. Весьма любопытно знать, как и что будет делать Ип[полит] Вас[ильевич] в Севастополе? Буду ждать об этом известий от Вас. Как я желал бы, чтобы Вы скорее отделались от Ваших нумеров и нашли себе хорошенький, уютный уголочек! Вчера был в Москве по случаю празднования 25-летнего юбилея моего издателя П. И. Юргенсона. Москва начинает несколько оживляться. Будьте по возможности здоровы и благополучны, дорогая Юлия Петровна. Верьте в мою искреннейшую дружбу и сочувствие. Ваш П. Чайковский Софье Михайловне и детям Вашим шлю приветствия.

13 August 1886 Maydanovo village Most respected, most kind Yuliya Petrovna! Your last letter resonated less painfully in my heart, if only because I know what your illness is, and I do not regard it as very dangerous and serious, and I think that when you are at least somewhat more calm, an improvement will follow by itself. I shall touch again upon the question of your literary talent. You are going through a period in your life when things requiring imagination or a calm, objective attitude to reality cannot readily come from your pen. But you could depict most vividly, warmly and without the least concealed bitterness, precisely that novel or that drama which resonates so loudly within you. This famous dramatist, due to fatal circumstances and weakness of character, becomes the hero of an intimate but most interesting drama, in which, without being evil and cruel by nature, he appears as the tyrant of his family; this most talentless of untalented, impudent, deceitful old men and his whole family, with their intrigues; and on the other hand, you with your tragic broken soul, with your passionate maternal feelings, constantly tormented for one reason or another; your mother beside you, so sympathetically touching in her self-sacrifice; your children, so opposite in their natures. Could you not create a work of literature from all this material which has the ability to interest, touch and cause the reader to think? In my opinion, you could. Of course, at the present moment, when your novel or your drama has not yet left the realm of the present, it is still impossible to tend these wounds without acute and excruciating pain, in attempting to set down on paper everything that you have experienced. But in the more or less near future, when a new form of life has been established, it will be entirely possible. God willing, in a couple of months' time, one fine morning you will sit down at your table and start. And then the passion will come, and new authorial sufferings will arise (after all this cannot be achieved without suffering), a renewed interest in life and uplifted spirits. What strength will be given to you by the knowledge that you are your own person, that you are not merely your spouse's wife, but also an independent, outstanding person! I cannot think of any other activity for you. You are an artist by nature, and cannot act outside the artistic sphere, i.e. you cannot find another outlet for the feelings and thoughts overwhelming you. My gloomy mood has passed, or almost passed. In recent days, such a desire for work has appeared that my opera is almost entirely finished. Only one small scene remains to be written. Besides, the weather is now marvellous, and this has also had a most beneficial effect upon me. Your advice to go to the country is very tempting, but for various reasons I cannot even think about it now. But I do not in the least lose hope of seeing you during the coming autumn or winter months. I am very curious to know how and what Ippolit Vasilyevich will do in Sevastopol? I shall be waiting for news from you about this. How I wish could quickly rid yourself of your rooms and find yourself a nice, cosy little corner! I was in Moscow yesterday to celebrate the 25th anniversary of my publisher P. I. Jurgenson. Moscow is starting to become somewhat livelier. Keep as well and as prosperous as possible, dear Yuliya Petrovna. Be assured of my most sincere friendship and sympathy. Yours P. Tchaikovsky My greetings to Sofya Mikhaylovna and the children.