Letter 3266
Date | 4/16 June 1887 |
---|---|
Addressed to | Yuliya Shpazhinskaya |
Where written | Tiflis |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2086) |
Publication | Заря Востока (6 May 1940) (abridged) П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 320–321 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 118–121 |
Text
Russian text (original) |
4 июня 1887 Я получил уже 2 Ваших письма, добрейшая Юлия Петровна, а сам только сегодня, на пятый день по приезде, собрался написать Вам. Впрочем, Вы раз навсегда уже простили мне мою неаккуратность. Путешествием своим по Волге я очень доволен. Не то чтобы в своём течении Волга-матушка представляла изобилие красивых местностей, — открывающиеся с обеих сторон виды до крайности однообразны. Холмистый, иногда покрытый лесом правый берег и совершенно пустынный левый—вот и все. По временам села и города, но, впрочем, очень редко; весьма часто встречные пароходы, баржи, лодки—всего этого как раз достаточно, чтобы не слишком скучно было человеку, ищущему развлечения. Но русскому человеку, привыкшему к обширным горизонтам, к ширине и ровным линиям пассажа, доставляет неизъяснимое наслаждение сама матушка Волга, величественно и спокойно катящая, на пространстве нескольких вёрст в ширину, свои желтоватые волны к морю. Я совершенно влюблён в эту божественную, чудную реку и способен был бы целое лето плавать по ней взад и вперёд, но только под одним условием—на своём пароходе, в одиночестве. Суетливость большого парохода, переполненного пассажирами, из которых каждый как будто поставил себе задачей постоянно нарушать спокойное созерцательное наслаждение, которому собираешься предаваться, — очень мне не по сердцу. А уж эта несносная страсть лезть знакомиться и выпытывать куда вы, кто вы и зачем вы едете, — боже мой, как это несносно! Плыл я по Волге пятеро суток; в Астрахани пересел на маленький пароход, везущий по устью до взморья. Там пересел на морскую шхуну, которая через 2 суток пришла в Баку. Каспийское море очень бурно, и в первую ночь была такая бешеная качка, что каждую минуту мне казалось, что пароход разобьётся вдребезги. К счастью, морской болезни я не подвержен и от делался только бессонной ночью. Следующие сутки, и особенно дивная лунная ночь, доставили мне безграничное наслаждение. В общем весь этот долгий переезд был мне приятен и, если не ошибаюсь, принёс моим усталым нервам пользу. Я в самом деле от лично от дохнул. Баку очень своеобразный и интересный город, прелестно обстроенный, чистенький, оживлённый—но совершенно лишённый растительности. Зато нефтью воздух пропитан до того, что наконец кажется, как будто ею дышишь. Провёл в Баку сутки. На следующий день ездил осматривать знаменитые Балханы, г де добывается нефть, и видел только-что накануне открывшийся величественный нефтяной фонтан. На одиннадцатый день по выезде из Москвы добрался, наконец, до Тифлиса, где нашёл своих здоровыми и совершенно благополучными. Нельзя описать Вам, до чего здесь мучительна жара. Она до того убийственно ядовита, что сегодня в первый раз я нашёл в себе силу взяться за перо. Первые же дни я целый день чувствовал себя совершенно расслабленным физически и умственно, а душная ночь не давала возможности освежить себя хорошим сном. Сегодня подул северный ветер после грозы и стало свежее. Здесь, несмотря на жару, каждый вечер даёт представления русская драматическая труппа с Савиной во г лаве. Я видел её 3 раза: в «Маргарите Готье», в «Дикарке» и в «Чародейке». Последняя шла в её бенефис. Савина так убедительно просила меня быть на её бенефисе, что, несмотря на крайнее нежелание видеть «Чародейку» в форме драмы, пришлось пойти. Я, вообще, не из рьяных поклонников Савиной, но в «Чародейке» она показалась мне ниже всякой критики, и я решительно не понимаю, каким образом Ипполит Васильевич может считать её образцовой исполнительницей этой роли. Господи, как она далека от того идеала «Чародейки», который жил в моем воображении!!! Публика не разделяла моего мнения, и восторг был неописанный, и таких оваций, каких Савина удостоилась в этот вечер, я не видел ещё никогда в жизни. Всего более Савина понравилась мне в «Дикарке», да и то не мог я помириться и никогда не помирюсь с отвратительным тембром её голоса. Этот голос мешает мне ценить в должной мере её талант, который несомненен и самобытен. По поводу всего, что Вы мне в обоих письмах пишете по поводу Кашперова и его знаменитой оперы, скажу Вам следующее. В конце апреля, на одной и той же неделе, случились в Москве три события, после которых Москва мне навсегда опостылела. На этой неделе было 1) юбилей Славянского, 2) представление Кашперовской пакости и 3) уравнение школы Шостаковского с консерваторией по правам и значению. Город, в котором возможны подобные мерзости, навсегда покрыл себя несмываемым позором. Ипполит Васильевич выходил с Кашперовым на вызовы публики! Господи! Прости его, ибо не ведает, что творит. А уж поднесение Кашперову венка—это последнее слово глупости и стыда. У меня покамест нет ни малейшей охоты приниматься за новую работу. Главное препятствие— жара. В такую жару чувствуешь себя совершенно неспособным мыслить и тем более творить. Впрочем, я и не намерен заставлять себя работать. Буду предаваться праздности без всякого стыда, ибо заслужил право полениться. Через несколько дней мы переезжаем в Боржом. В августе я обещал посетить одного брата в Таганроге, другого в Курской губернии, а сестру в Киевской. Удастся ли побывать в Севастополе, — об этом пока ещё ничего не могу сказать вам, добрейшая Юлия Петровна! Я очень желал бы для Вас, чтобы Вы пожили где-нибудь на Южном берегу. Батюшка, о котором Вы пишете, есть действительно своеобразное и очень симпатичное явление. Вот бы Вам изобразить его в небольшом литературном очерке, присоединить к нему ещё несколько этюдов и эскизов и все это напечатать. Я продолжаю думать, что Вы обладаете настоящим литературным талантом. Что Вы об этом думаете? Адрес мой: Кавказ, Боржом, дача кн[ягини] Грузинской. До свидания, добрейшая Юлия Петровна! Матушке Вашей нижайший поклон; детям всяческие приветствия. Ваш, П. Чайковский О Петербургском больном известия самые грустные!! |