Letter 3271
Date | 20 June/1 August 1887 |
---|---|
Addressed to | Mikhail Ippolitov-Ivanov |
Where written | Borzhom |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 182) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 169–170 (abridged) Искусство, том 3 (1927), вып. 4, p. 147 Бюллетень Дома-музея П. И. Чайковского в Клину (1947), No. 1, p. 31–33 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 127–128 |
Text
Russian text (original) |
20-го июня Боржом Дорогой Михаил Михайлович!
Поверьте, что я, уж конечно не меньше Вас, сожалел, что пришлось попасть в Тифлис когда уже там Вас не было. Однако же я тем не менее жил в Вашей резиденции 2 недели в постоянном общении с Вами, ибо мне Прибик дал «Руфь» и я её ежедневно проигрывал и достаточно хорошо изучил. Необходимо, чтобы эту оперу дали в Москве; и теперь, когда Майков сменен, я имею возможность содействовать тому, что бы её дали как можно скорее, и буду хлопотать об том, чтобы она шла весной; это для Вас удобно, и также в том отношении, что весенний сезон в будущем году длинный. Буду также и насчёт Петербурга хлопотать. Поговорим с Вами устно о моем мнении насчёт «Руфи», а пока скажу, что в муз[ыкальном] отношении она просто прелестна, и главное, что меня радует, это что в ней есть музыкальная физиогномия, залог превосходной композиторской будущности. Слышал я в антракте в саду 2 отрывка, и судя по ним, можно смело сказать, что по инструментовке Вы уже достигли полного мастерства. Конечно, в «Руфи» есть и кое-какие недостатки, — но ещё бы без них, да притом в первой опере! Я страдал в Тифлисе ужасно от жары, которая однако ж не препятствовала нам ежедневно бывать в театре на представлениях Савиной. Постановка «Чародейки» в будущем сезоне решена, и я дал слово В. П. Рогге приехать дирижировать 1-м представлением тотчас после Петербурга, где она пойдёт в половине октября. Сейчас написал в Москву, чтобы Вам выслали экземпляр «Чародейки». Боржом в первую минуту навёл на меня нечто вроде уныния. Как-то жутко было при мысли, что 2 месяца нужно прожить со столь ограниченным горизонтом. Но как только я совершил первую прогулку, так немедленно влюбился в Боржом, и эта влюблённость идёт все crescendo. Что ни новая прогулка, то открываются новые и несказанно дивные красоты. Пью воды и беру ванны. То и другое действует на меня прекрасно. Воды, купанье, прогулки берут столько времени, что заниматься почти не приходится. Однако ж я начал давно задуманную инструментовку сюиты из ф[орте]п[ианных] пьес Моцарта. Кроме того, набрасываю эскизы струнного секстета, но немножко, через силу. Нет ни малейшего позыва к работе. И как бы хорошо было отдохнуть и ровно ничего не делать. Да не могу! В этом моё несчастие. Как только у меня проходит охота сочинять, так я начинаю бояться, что наступил конец моему сочинительству, и насилую себя. Относительно исполнения отрывков «Руфи» в симф[оническом] собр[ании] будьте покойны; это я Вам положительно обещаю, только пришлите все, что нужно, к началу сезона. Радуюсь очень Вашей новой опере; если Вы теперь же начнёте понемножку писать её; то обратите внимание на то, чтобы было как можно более разнообразия в характере отдельных номеров. В «Руфи» немножко слишком постоянно слышится одно и то же настроение. Впрочем это скорее вина либретто. Я очень верю в ум и чуткость Прянишникова и возлагаю огромные надежды на достоинства его сценариума. Скажите голубушке Варваре Михайловне, что я ей назначил партию «Чародейки». Конечно, эта роль не совсем в её характере, но она из тех, которые на всякую партию накладывают печать неотразимой симпатичности. Я очень прошу её не отказываться от роли, как бы она ни показалась ей неподходящей и тяжёлой. Если потребуются кое-где маленькие перемены, я уполномочиваю Вас делать их сколько и как угодно. При сем удобном случае поцелуйте от меня её руку и скажите ей, что я её очень люблю. Я уеду отсюда никак не раньше 2-ой половины августа, и если Вы к тому времени вернётесь в Тифлис, конечно увидимся. Будьте здоровы, дорогой друг Михаил Михайлович! Ваш, П. Чайковский Параша Вам усердно кланяется и просит передать поцелуй Варваре Михайловне. |