Letter 3670

Date	14/26 September 1888
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3197)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 535–536

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

14 сент[ября 18]88 с[ело] Фроловское Голубчик Толя! Знаю по газетам, что было дело Лишинойи что она обвинена. Значит, ты опять одержал победу; очень радуюсь. Про себя скажу, что совершенно здоров, что работаю как вол и что слава Богу, что есть работа, отвлекающая от мрачных мыслей. Мрачные же мысли у меня вследствие двух безнадёжных болезней, а именно: Веруши Римск[ой]-Корс[аковой] и Губерт. Про Веру ты, вероятно, знаешь: у неё туберкулы в лёгких и в кишках. Лева уехал в Париж. Что касается бедного Губерта, то он недомогал всё лето, а теперь у него уже более месяца какая-то странная болезнь, которую доктора не могут понять. Ежедневно жар до 40 градусов, полное отсутствие аппетита и сна, но, что всего страннее, полная потеря памяти, так что быть у него и разговаривать с ним сущее мучение: он ничего не помнит, кроме того, что сейчас около него происходит. На бедную Баташу жалко смотреть. Я не видел его уже больше недели, но имею известие, что ему все хуже. Я только что кончил инструментовку увертюры Лароша, а теперь занят инструментовкой своего «Гамлета», симфония моя новая уже печатается; московские музыкальные друзья, особенно Танеев, от неё в восторге. Толя! Вася (Филатов) без места и сегодня был у меня (он живёт покамест в деревне у отца). Не взял ли бы ты его? Я бы очень этого желал. Напиши мне насчёт этого сейчас же. Только прими во внимание, что в будущем ноябре он на призыве, так что мог бы остаться всего год. Я сохранил к нему такое чувство, как будто он свой, но только раскаявшийся: изменщик. Думаю весь сентябрь остальной и часть октября жить здесь. У меня тут очень хорошо; теперь сделали в кабинете камин и я совершенно доволен. Теперь у Вас, вероятно, скоро государь будет. То-то будет красиво и интересно. Целую крепко тебя, Паничку и Татусю. Твой, П. Чайковский

14 September 1888 Frolovskoye village Golubchik Tolya! I know about the Lishina affair from the newspapers that she's been indicted. This means that you have emerged victorious again; I'm very glad. As for myself, I'll say that I'm thoroughly well, that I'm working like an ox, and that, thank God, there is work to distract me from gloomy thoughts. My gloomy thoughts are due to two hopeless illnesses; namely, Verusha Rimskaya-Korsakova and Hubert. You probably know about Vera: she has tuberculosis in her lungs and intestines. Lyova has left for Paris. As for poor Hubert, he's been ailing all summer, and now for more than a month he's had some peculiar illness which the doctors cannot understand. A fever of up to 40 degrees every day, a complete lack of appetite and sleep but, strangest of all, a total loss of memory, so that being with him and talking with him is sheer torment; he remembers nothing except what's happening around him now. Batasha is looking wretched. I haven't seen him for over a week, but I've had news that he's deteriorating. I've just finished the instrumentation of Laroche's overture, and am now busy with scoring my "Hamlet", and my new symphony is already being printed; my musical friends in Moscow, Taneyev in particular, are delighted with it. Tolya! Vasya (Filatov) is without a position, and was with me today (he's living with his father in the village for now). Would you like to take him? I should like that very much. Write to me about this forthwith. Just bear in mind that he's due to be drafted next November, so he might only stay for a year. I still feel that he's one of our own, but still a penitent: a traitor. I'm thinking of living here for the rest of September and part of October; I'm faring very well here: they've now made up the hearth in the office, and I'm utterly content. Now the Sovereign will soon probably be with you. That will be wonderful and interesting. I kiss you, Panichka and Tatyusa very hard. Yours, P. Tchaikovsky