Letter 3701

Date	17/29 October 1888
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3199)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 410 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 571–572 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 410–411 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

17 окт[ября] 1888 с[ело] Фроловское Голубчик Толя! Очень огорчает меня то, что ты пишешь про службу и про Смиттена. Как хорошо бы было, если бы кто-нибудь, выведенный из себя, дал ему плюху. Только, пожалуйста, не ты. Относительно твоей поездки скажу, что я не особенно этого желаю, ибо весьма может статься, что ты приедешь когда меня не будет. В моих планах окончательно верно только следующее: 30-го октября еду в Петербург; 5-го и 12-го я дирижирую там в Филарм[онии] и в Муз[ыкальном] обществе. 13-го еду в Прагу, где меня будут ожидать для последних репетиций и для 1-го представления «Онегина». Там же будут 2 концерта в мою пользу. Очень может быть, что оттуда я буду иметь приглашение в Вену, а после Вены ещё в нескольких местах. Но может случиться и так, что после Праги я вернусь домой и уж в январе уеду опять за границу. Когда буду у Вас — не знаю, — но только наверное буду, ибо мне уже и теперь страшно хочется в Тифлис. Все это в ближайшем будущем разъяснится, и тогда я тебе сообщу. Итак, теперь только то верно, что если бы ты приехал в Петербург между 1 и 12 ноября, то застал бы меня. Конечно, было бы хорошо повидаться, но ради одного этого стоит ли ехать. Вот если и по служебным делам это выгодно — тогда другое дело. Был недавно в Москве и, конечно, виделся с А. И. Губерт. По моему совету она сделала над собой усилие и начала давать уроки, и это удивительно благотворно на неё повлияло. Да и в самом деле нет ничего хуже как погружаться в свою горесть; работа единственное средство отвлекать мысли от причины горя. Вероятно, все это обойдётся и время исцелит её. Я до сих пор ещё не могу свыкнуться с мыслью о смерти милейшего добряка. Это был в самом деле удивительный добряк. Какая разница Ларош! Какой это невероятный эгоист, и как мало в нем истинной доброты. Пишу это по поводу маленькой кошки, которая между нами теперь бегает, но рассказывать это долго. Мне будет очень жаль покидать мой милый уголок. Теперь стало у меня особенно хорошо, уютно, покойно. Послезавтра поеду в Москву к 1-ому концерту Муз[ыкального] общ[ества]. Потом ненадолго сюда, а 30 уезжаю. Симфония моя приводит в восторг моих московских друзей, но как это будет в публике и в Петерб[ургском] муз[ыкальном] мире — ещё Бог знает. Обнимаю, целую тебя, Паню, Тату. Как мне хочется побывать у Вас, и как Вы далеко! Я и желаю и вместе очень не желаю, чтобы вы покидали Тифлис. Твой, П. Ч.

17 October 1888 Frolovskoye village Golubchik Tolya! What you write about your work and about Smitten upsets me greatly. Wouldn't it be good if someone, out of anger, gave him a slap. Just, please, don't let it be you. As for your trip, I'll say that I'm not particularly keen, because it may well happen that you arrive when I'm not here. My only firm plans are as follows: on 30th October I'm off to Petersburg; on the 5th and 12th I'm conducting there at the Philharmonic and at the Musical Society. On the 13th I'm off to Prague, where they'll be expecting me for the final rehearsals and for the first performance of Onegin. There will also be 2 concerts there for my benefit. It may very well be that from there I'll be invited to Vienna, and after Vienna to a few other places. But it may also happen that after Prague I'll return home, and in January I'll go abroad again. As to when I'll be with you — I don't know, but I daresay that I shall be, because even now I'm awfully keen on Tiflis. All this will become clear in the near future, and then I'll inform you. Thus, for now it is only true that if you were to come to Petersburg between 1 and 12 November, you would catch me. Of course, it would be good to see each other, but is it worth going just for that? Now if it's also useful for work reasons, then that's another matter. I was in Moscow recently and, of course, I saw A. I. Hubert. On my advice she forced herself to start giving lessons, and this has had a surprisingly beneficial effect on her. And indeed there's nothing worse than to wallow in one's own misery; work is the only means of distracting one's thoughts from the cause of one's grief. This will probably all pass and will heal with time. I still cannot become accustomed to the thought of the death of this sweetest and good man. He truly was an remarkably kind fellow. How different Laroche is! How incredibly selfish he is, and how little genuine kindness he has in him. I'm writing this apropos a little cat that's now running between us, but it would take too long to tell. I'll be very sorry to leave my dear little corner. Just now I'm feeling particularly well, cosy and at peace. The day after tomorrow I'm going to Moscow for the 1st Musical Society concert. Then I'll be back here for a while, but leaving on the 30th. My Moscow friends are delighted by my Symphony, but how it will fare with the public and in the Petersburg musical world — God alone knows. I hug and kiss you, Panya and Tata. How I want to visit you, and how far away you are! I both want and at the same time very much don't want you to forsake Tiflis. Yours, P. T.