Letter 395

Tchaikovsky Research
Date 12/24 March 1875
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Moscow
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 36, л. 78–79)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 460–461 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 218–219
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 398–399

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
1875 г[ода] 12 марта
Москва

Я вижу, что Кондратьев очень преувеличенно передал в письме к Мещёрскому о моей ипохондрии. Она, действительно, порядочно меня терзала в течение этой зимы, но нисколько не повлияла на моё здоровье, которое находится в вожделенном состоянии. Теперь, с приближением весны, это прошло. Вероятно, мне пришлось писать Кондратьеву в одном из сильных ипохондрических припадков и очень может быть, что теперь, прочитав моё письмо, я бы раскаялся в преувеличенном описании дурного состояния моего духа. Ты как будто упрекаешь меня, что я, делюсь конфиденциями с Кондратьевым, а не с тобой. Это именно происходит оттого, что хоть я его и люблю, но уж, конечна, в десять раз меньше, чем тебя или Анатолия; а с другой стороны, я очень хорошо понимаю, что и он меня любит по-своему, т. е. настолько, насколько я не нарушаю его благосостояния, которое для него превыше всего на свете. Если б я написал тебе или Толе то, что написал Кондратьеву, то вы оба приняли бы мои сетования слишком близко к сердцу; а Ник[олай] Дм[итриевич] хоть и огорчился, но уж, конечно, нисколько не расстроился. То, что ты мне пишешь насчёт антипатии, которую я к тебе питаю, я принимаю за шутку. Из чего ты мог вывести подобное заключенье? Меня бесит в тебе, что ты не свободен ни от одного из моих недостатков, — это правда. Я бы желал найти в тебе отсутствие хотя бы одной дурной черты моей индивидуальности, — и никак не могу. Ты слишком на меня похож, и когда я злюсь на тебя, то, в сущности, злюсь на себя, ибо ты вечно играешь роль зеркала, в котором я вижу отражение всех моих слабостей. Ты можешь таким образом вывести заключенье, что если я питаю антипатию к тебе, то, следовательно, таковую же питаю и к себе. Ergo — ты дурак, в чем никто и никогда не сомневался.

Анатолий написал мне письмо, содержание коего весьма сходно с твоим. Оба эти письма имели на мою больную душу (квартирующую в здоровом теле) действие целительного бальзама. Но как, в самом деле, не проклинать судьбу, которая так старательно устраивает, чтобы я с вами жил врозь! Я строю планы на будущую зиму, планы весьма смелые, настолько смелые, что, боюсь, не хватит храбрости привести их исполнение. Хочу целую зиму пропадать из Москвы и жить на воле. Что скажешь на это? Я скажу, что нужны деньги. Я без особенного труда мог бы эксплуатировать Шиловского, — но ведь это значит отягощать себя чувством благодарности, ставить себя к нему в обязательные отношения. Надеяться н премию за конкурс — имею основание, — но все это неверно и непрочно. Словом, прежде, чем принять решительные меры, должен решить вопрос с денежной стороны.

Вчера в Малом театре при Вел[иком] князе шла «Мартa» исполненная учениками и ученицами Консерватории. Я редко испытывал такое удовольствие от превосходного исполнения; такого ансамбля трудно найти на первоклассных сценах, что ты пишешь мне о «Голосе» возмутительно. Анатоль тебе передаст, что я жду его и тебя на страстной неделе. Н святой здесь пойдёт «Опричник». Целую тебя.

П. Чайковский

Смерть Лауба меня ужасно сокрушает!

Поцелуй покрепче Папочку и Л[изавету] М[ихайловну].

1875 12 March
Moscow

I see that Kondratyev greatly exaggerated the extent of my hypochondria in his letter to Meshchersky. Actually it tormented me a fair bit this winter, but it didn't have the least effect upon my health, which is as good as I could hope for. Now, with the onset of spring, this has passed. I was probably obliged to write to Kondratyev during one of my severe hypochondriacal spells, and it may very well be that now, having re-read my letter, I would regret the exaggerated description of my rotten mood. It's as though you're reproaching me for sharing confidences with Kondratyev, and not with you. This happens precisely because, although I love him, this is of course ten times less than I love you or Anatoly; yet on the other hand, I understand very well that he loves me in his own way, i.e. insofar as I don't disturb his well-being, which for him ranks above everything else in the world. Had I written to you or Tolya what I wrote to Kondratyev, then each of you would have taken my complaints too close to your heart; while Nikolay Dmitryevich, although saddened, wasn't in the least upset. I presume you're joking when you write to me about the antipathy I have towards you. How could you come to a conclusion like that? What infuriates me is that you aren't free from any of my shortcomings — this is true. I should like to find in you the absence of at least one negative trait from my personality — but I can't at all. You are too much like me, and when I'm angry with you I am, in essence, angry with myself, because you always play the role of a mirror in which I see the reflection of all my weaknesses. You might therefore conclude that if I nurture an antipathy towards you, then I feel the same way about myself. Ergo — you are a fool, which nobody has ever doubted.

Anatoly has written me a letter with very similar contents to yours. Both of these letters had the effect of a healing balm on my sick soul (housed in a healthy body). But how can one really not curse fate, which so diligently arranges for me to live apart from you! I am making plans for next winter, very bold plans — so bold that I'm afraid I won't have the courage to carry them out. I want to disappear from Moscow for the whole winter and live in freedom. What do you say to this? I'll say that I need money. I could exploit Shilovsky without much difficulty — but this means burdening myself with feelings of gratitude, putting myself in a position of obligation towards him. My hopes of the prize for the competition are not without foundation, but this is all intangible and uncertain. In short, the monetary aspect of the matter must be resolved before taking decisive measures.

Yesterday at the Maly Theatre, "Martha" was performed by male and female students from the Conservatory before the Grand Duke. I've seldom experienced such enjoyment from a superb performance; such an ensemble is hard to find on a first class-stage, so what you write to me about "The Voice" is outrageous. Anatoly will tell you that I'm expecting you and him during Holy Week. And "The Oprichnik" is going on here at Easter. I kiss you.

P. Tchaikovsky

I'm awfully upset by Laub's death!

Give the biggest kisses to Papochka and Lizaveta Mikhaylovna.