Letter 666
Date | 1/13 December 1877 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
Where written | Vienna |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1116) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 317–318 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 268–269 (abridged) |
Text
Russian text (original) |
Вена 13/1 дек[абря] 1877 Толя! Про водивши тебя, мы пошли с Котеком пешком домой. Он так был грустен, говорил таким больным голосом, что мне сделалось совестно оставить его на целый день одного, и я решился провести ещё сутки в Вене, тем более, что и Алёша очень хотел остаться здесь один денёк. Что это был за ужасный день! Когда мы пришли домой и твоя комната оказалась пуста, то сердце у меня болезненно сжалось, и это сжимание шло crescendo до вечера. Мы целый день просидели дома. Расставшись с Котиком и очутившись один, я впал в состояние совершенно безумной тоски, которая была тем более ужасна, что я наверно знал, что и ты тосковал обо мне. Возвратившись домой в самом отвратительном состоянии, я был встречен Алёшей и тотчас же, как и следовало ожидать, подвергся сильному истерическому припадку. Я целый день боролся с слезами и очень желал остаться победителем, но тут, увидя опустелые комнаты и сознавши всю великость утраты, которую я сделал с твоим отъездом, я потерял силу владеть собой. Если б ты видел то нежное участие, которое мне выказал Алёша, то ты бы может быть более оценил его. После того, как мне стало легче, Алёша потащил меня гулять. Потом мы ужинали, причём я ничего не ел, но зато выпил 4 кружки пива и, возвратившись домой часов в 12, тотчас же лёг спать. Спал я довольно хорошо. Пробуждение было очень грустное. Теперь я уже выпил кофе, все уложено, и часа через 2 мы едем. Я очень сожалею, что не уговорился телеграфировать тебе в Волочиск, а тебе не велел телеграфировать мне из Волочиска. Несколько строчек от тебя могли бы очень успокоить меня. Толя! Последнее время я выказал себя ужасным эгоистом и относительно Котека и относительно тебя. Мне очень стыдно за свои низкие чувства. Я искренно и мучительно раскаиваюсь в том, что выражал тебе страх насчёт денежных обстоятельств Котека. Вчера я старался вести себя так, чтобы у него не осталось и тени тягостного чувства денежной зависимости от меня. Милое и доброе существо этот Котик! Что касается тебя, то прости меня за эгоистическое чувство, которое я выразил тебе вчера, прося тебя избавить меня от всяких сообщений касательно А[нтонины] И[вановны]. Это было отвратительно. Я сваливаю с себя все тягостные последствия своего безумия, возлагаю это иго на тебя н вдобавок ещё требую, чтоб ты даже ничего не сообщал мне. Прости меня, милый, дорогой, голубчик! Я должен ещё раз повторить тебе то, что сказал накануне отъезда. Ты можешь быть совершенно покоен относительно меня. Ты меня оставил совершенно здоровым. Я, наверное, буду несколько времени тосковать о тебе ужасно, но мало-помалу привыкну и, когда погружусь в симфонию, успокоюсь. Толя! Мне бы хотелось словами выразить тебе, как я тебя люблю, но нет слов. Это бездонная пропасть любви. Если мои эгоистические выходки оставили в тебе неприятное воспоминание, то разгони их, ибо припадок эгоизма прошёл. Я достаточно наказан всем тем, что испытал вчера, испытываю сегодня и ещё буду несколько времени испытывать. Я написал вчера письмо к Конради. Поцелуй от меня нежно Сашу, Леву и всех детей. Вчера вечером была минута, когда я чуть было не решился ехать в Россию сейчас же: до того ужасно мне казалось остаться здесь без тебя. Прощай, моя радость, мой милый. Твой, П. Чайковский Мне ужасна мысль, что я пишу не при тебе, а тебе. Я долго не привыкну к этому. Nessun dolor maggiore che ricordarsi del tempo felice nella miseria! Это относится к воспоминанию о Clarens. |