Letter 927

Date	30 September/12 October 1878
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2969)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 447–449 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 413–415 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 348–349 (English translation)

Text

Russian text (original)

Москва 30 сент[ября] Я был, наконец, вчера в Вашем чудесном доме, дорогая моя. Иван Васильев принял меня с большим радушием и дал мне полную свободу бродить по комнатам одному. Я провёл 2 часа в Вашем жилище и осмотрел все весьма подробно. Нечего и говорить, что я остался в совершенном восторге от великолепной залы и других парадных комнат. Но всего более мне пришлись по сердцу Ваши собственные апартаменты, а также те комнаты, в которых Вы предлагали мне поселиться. Эти последние я нашёл вполне приготовленными для принятия жильца. Что это за чудный уголок! С каким наслаждением я бы пожил в этих столь же уютных, сколько и роскошных комнатах! К сожалению, это невозможно. Находясь профессором Консерватории и имея обязательные отношения к людям, я не могу спрятаться в Вашем милом уголке. Мой адрес должен быть известен, а чего бы ни стали говорить, если б я поселился в Вашем доме! А между тем, ничего более подходящего нельзя себе представить для меня в настоящую минуту, как уголок Вашего дома, никому недоступный. Несмотря на перспективу близкого освобождения, несмотря на предвкушение счастья, которое я ощущаю с тех пор, как получил Ваше письмо, — меня всё-таки не оставляет странное, болезненное, острое и несносное неопределённое ощущение какого-то страха и жуткости, заставляющие меня избегать человеческого общества, преследующие меня даже дома, всюду и постоянно. Только у Вас я провёл два часа вполне свободный от этого ощущения; да ещё за городом я отдыхаю. Картины Ваши мне очень нравятся. Особенно все те, которые в Вашем доме. «Inganо e amоre» нравится мне больше по рисунку и колориту, чем по несколько мелодраматическому сюжету. Но все, что в вашей спальне и в смежных комнатах, очаровательно. Одной заинтересовавшей меня картины я не мог хорошо рассмотреть по её невыгодному положению; между тем, она обратила на себя моё особенное внимание, потому что это как бы иллюстрация к первой части моей Первой симфонии. Картина эта изображает большую дорогу зимой. Хороша она? Что за прелесть голова старика над дверью! Я играл на Ваших инструментах. И Бехштейн и Steinvay прекрасны. Орган Дебена очень хорош и как инструмент и как мебель. Я заключил первый осмотр Вашего дома тем, что попросил Ивана Васильева показать мне весь дом до величайших подробностей. Я перебывал во всех комнатах и был даже в Вашей чудесной бане. В настоящую минуту в доме работают обойщики, и Ив[ан] Вас[ильев] весьма усердно приглашал меня прийти ещё раз, когда все будет готово. Само собой разумеется, что я буду. Мне так хорошо и тепло было у Вас! Отчего дом приводится в полный порядок, несмотря на то, что Вы остаётесь зиму в Италии? Теперь скажу Вам вкратце, что я порешил. Я объявил Рубинштейну, что останусь здесь не более месяца. В начале ноября я поеду в Петербург под предлогом семейных дел, без всяких провожаний, прощаний и т. п. Затем через две недели я напишу оттуда письмо, что болезненное состояние мешает мне возвратиться. Между тем, Рубинштейн уже принял меры к замещению меня, и я могу уехать с весьма утешительным сознанием, что меня заменит человек, который не хуже меня умеет отыскивать квинты и октавы. Человек этот — Танеев. Покамест, дабы предотвратить толки, Рубинштейн пригласил его в качестве фортепианного преподавателя, — но как только я уеду, он примет мои классы, кроме инструментовки, которую будет преподавать сам Ник[олай] Григорьевич. В Петербурге я хочу прожить недели две-три, чтобы провести все это время неразлучно с братьями, и затем поеду в Сlarens. Меня очень привлекает этот милый уголок главнейшим образом потому, что там мне раздолье работать. Когда посредством работы и уединения я приведу в порядок свои расшатанные нервы и вообще успокоюсь, тогда поеду дальше и непременно побываю на Como, вблизи от Вас, мой несравненный, мой лучший друг! Итак, мне остаётся провести здесь месяц. Много ли времени месяц! А между тем я содрогаюсь от мысли об этом бесконечном периоде времени! Каждый месяц, проводимый здесь, кажется мне вечностью. Я попытаюсь в течение этого месяца поработать, — но весьма сомнительно, чтоб это удалось! Меня утешает то, что в половине октября приедет сюда из деревни Модест, который хочет остаться у меня вместе со своим Колей несколько дней. Мне было приятно увидеть из письма Вашего, что и Вам San-Remо пришёлся не по вкусу. Чудный климат, — но местность мало привлекательная. Позвольте рекомендовать Вам поездку в экипаже по Соrniche до Ниццы. Невообразимо чудная прогулка! Впрочем, весьма вероятно, что Вы уже этой дорогой приехали в San-Remo! Я нигде не бываю и почти никого не вижу, но каких трудов мне стоит отделываться от приглашений, приставаний, навязываний! Как мог я прежде переносить эту жизнь? Погода все ещё стоит удивительная. Я все свободное время провожу за городом. Только вне Москвы, в лесу, где-нибудь подальше я могу дышать свободно. Мне необходимо остаться ещё месяц, чтобы дать время Танееву приготовиться к моей замене, а также чтобы моё нынешнее бегство из Москвы не было буквальным повторением прошлогоднего! До свиданья, друг мой! Благодарю Вас тысячу раз за письмо Ваше, воскресившее меня. Ваш П. Чайковский Что поделывает мой друг Милочка? Передайте ей мой поцелуй.