Letter 1734

Date	30 April/12 May 1881
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1625)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 88–89

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 30 апреля Модя! Мне грустно думать, что письмо это застанет тебя ещё в Петербурге, да и вообще грустно на душе. Ты не поверишь, какое жуткое чувство я испытываю, смотря на детей. Особенно мне жалко одинокой Таси, очень развившейся и сделавшейся серьёзной в последнее время; и потом Уку мне как-то жаль. Но какое счастье для всего дома, что у них есть эта бесподобная, чудная Miss Eastwood. Никогда я так не восхищался всеми добродетелями этой чудной девушки, как теперь. Во всем её существе проявляется какая-то небывалая серьёзность и сознание всего громадного значения, которое придаёт ей отсутствие родителей. Меня трогает её глубокая любовь к своим питомцам. Я сказал выше, что мне грустно вообще, да оно и естественно, но зато, я как и всегда, приезжая из столиц в Каменку, чувствую себя дома и, когда сижу вечером в своей милой комнатке, испытываю чудесное ощущение мира и душевного спокойствия. Вчера и сегодня у меня беспрестанно являлась в голове мысль: «вот я это скажу Моде!» — и вот собрался писать и замечаю, что и тысячной доли не скажу из того, что хотел. Это оттого что нужно сразу написать много писем и некогда беседовать по душе, а также оттого, что я много был с детьми и устал. Как они все льнут ко мне! Как видно, что я отчасти утолил их жажду по близким людям! Меня это трогает несказанно. Митя очень серьёзен и задумчив; неужели он уже сознательно умеет тосковать? Бобик более ребёнок; целый день болтает как сорока, но очаровательно. Целую тебя, голубчик мой, и Колю! Поздравляю с днём рождения! Алёша произвёл на меня тяжёлое впечатление. Дорогой я много плакал по нем.

Kamenka 30 April Modya! It saddens me to think that this letter will catch you still in Petersburg, and in general my spirits are gloomy. You won't believe the pangs I feel when I see the children. I feel especially sorry for lonely Tasya, who has greatly matured and become serious recently; and then I feel rather sorry for Uka. But how fortunate the whole household is to have this incomparable, wonderful Miss Eastwood. I have never admired the virtues of this wonderful young lady as much as I do now. Her whole essence displays a sort of unprecedented earnestness and sense of the enormous responsibility that the absence of the parents imparts on her. I said above that I am gloomy in general, and that's in my nature, but then, as always, when I come from the capitals to Kamenka, I feel at home; and when I sit in my nice ittle room in the evening, I experience a wonderful feeling of peace and tranquility. Yesterday and today, the thought continually occurred to me: "I'll tell Modya this!" — and now as I prepare to write, I see that I won't even be saying a thousandth of what I wanted to. This is because I need to write so many letters at once, and have no time to have a pleasant conversation, and also because I've been with the children a lot, and I'm tired. How they all cling to me! As you can see, I've partially quenched their thirst for people close to them! This moves me beyond words. Mitya is very serious and pensive; is it possible that he's already aware of feeling sadness? Bobik is more of a child; he chatters like a magpie all day, but charmingly. I kiss you, my golubchik, and Kolya! Congratulations on your birthday! Alyosha made a grievous impression on me. I shed many tears for him on the way.