Letter 2760

Date	31 August/12 September 1885
Addressed to	Wladyslaw Pachulski
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Washington (District of Columbia, USA): The Library of Congress, Music Division
Publication	Советская музыка (1959), No. 12, p. 71–72 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 137–138

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

с[ело] Маиданово 31 авrуста 1885 Многоуважаемый Владислав Альбертович! Получил разом письмо Ваше из Эмса и письмецо из Нидервальда. Полагаю, что теперь Вы уже в Бел эр, и пишу Вам туда. Очень полезно и хорошо для Вас, что Вы имели возможности прослушать свои вещи, исполненные порядочным оркестром. Сокрушаюсь о том, что Вам пришлось кое в чем разочароваться, — но такие разочарования суть удел всякого стремящегося к совершенствованию артиста, и без них никто не обходился. Ваше намерение учиться искусству оркестровать у классиков я очень одобряю. Да и вообще полезно в наше время, когда музыка так далеко ушла от первоначальной простоты и ясности идеи и формы, возвращаться к старине и стараться проникнуться духом трезвости великих прежних мастеров. Я несколько беспокоюсь о том, как разрешится вопрос о приглашении Вашего брата в число консерваторских преподавателей. На днях, 27-го числа, было заседание дирекции Муз[ыкального] общ[ества]. Я сказал на этом заседании, что, если не ошибаюсь, Консерватория нуждается в фортепьянном преподавателе и что лучше всего было бы взять бывшего ученика Консерватории, талантливого, трудолюбивого и знающего, и что я с своей стороны очень бы рекомендовал Вашего брата. Никто из дирекции не имел ничего возразить против личности его, но Танеев сказал, что, по его мнению, Ваш брат может считаться кандидатом на адъюнктское место, но теперь не может быть приглашён потому, что не встречается в том надобности, так как в прошлом году у некоторых преподавателей­ было всего по одному или по два ученика, напр[имер]: Едличка, г[оспо]жа Воскресенская и т. д. Тут я сообразил, что поступил несколько легкомысленно, дав почти положительное обещание устроить Вашего брата в Консерваторию. Оказывается, что ему предлагали место в Одессе и что он отказался, надеясь на место в Москве. Так как из списка учеников и распределения часов преподавания я убедился, что действительно в новом преподавателе нужды пока нет, то мне осталось одно средство: просить, чтобы в виде особого одолжения, дабы почти решительно данное мною слово не было скомпрометировано, — Вашего брата всё-таки пригласили. Тогда Танеев обещал мне в имеющем состояться Художественном совете предложить членам его, чтобы Ваш брат был избран и предложен, а затем дирекция в заседании своём 6-го сентября рассмотрит предложение Худож[ественного] совета. Не знаю, чем все это кончится, но если бы почему-либо оказалось покамест невозможным, чтобы Генрих Альбертович сделался членом преподавательского совета Консерватории, — то прошу Вас быть уверенным, что я сделал все возможное для достижения цели и что мне наверное более неприятно, чем кому бы то ни было, что я не имел возможности исполнить желание Надежды Филаретовны. Однако ж вопрос теперь поставлен так, что я надеюсь на хороший исход. Консерватории и дирекции М[узыкального] о[бщества] неловко при настоящем положении вещей отказать мне в том, чего я прошу в виде особого одолжения. Едва ли возможно мне будет остаться в Дирекции в случае, если они откажут. Все это я пишу Вам не для того, чтобы похвастаться своими хлопотами, а чтобы предупредить на случай неудачи и дабы Вы и Надежда Филаретовна знали, что я в самом деле сделал все, что от меня зависело. Здоровье моё теперь хорошо, хотя состояние нервов всё-таки напряженное. Симфония приближается к концу. Вам я советую быть поклассичнее, а сам в этой симфонии был чрезвычайно неумерен в выборе оркестровых средств. Кажется, нет ни единого из существующих на свете инструментов, который бы не фигурировал в моей партитуре. Сегодня же я пишу Надежде Филаретовне, но прошу Вас, добрейший Владислав Альбертович, пока рука Н[адежды] ф[иларетовны] не выздоровеет совершенно, писать мне от времени до времени о том, как Вы живете. Мне приятно было бы, чтобы Н[адежда] Ф[иларетовна] не утруждала себя письмами, пока вполне не выздоровеет. Искренно преданный Вам, П. Чайковский

Maydanovo village 31 August 1885 Most respected Vladislav Albertovich! I received your letter from Ems and note from Niederwald at the same time. I believe that you are now in Bel Air, and I am writing to you there. It is very good and useful for you that you had the opportunity to hear your things performed by a decent orchestra. I am sorry that you had to be disappointed in some things, but such disappointments are the lot of every artist striving for perfection, and no one can do without them. I highly approve of your intention to learn the art of orchestration from the classics. And generally it is useful in our time, when music has gone so far from its original simplicity and clarity of idea and form, to return to antiquity and try to instil ourselves with the spirit of sobriety of the great masters of the past. I am somewhat worried about how the question of inviting your brother to teach at the Conservatory will be resolved. The other day, on the 27th, there was a meeting of the directorate of the Musical Society. I said at this meeting that, if I am not mistaken, the Conservatory needs a piano tutor, and that it would be best to take on a former student of the Conservatory, talented, hard-working and knowledgeable, and that I, for my part, would highly recommend your brother. No one from the directorate was minded to object to him personally, but Taneyev said that, in his opinion, although your brother could be considered as a candidate for an adjunct position, he could not be invited now because the demand was not there, since last year some tutors had only one or two students, for example: Jedliczka, Mrs Voskressenskaya, etc. Here I realised that I had acted somewhat precipitously in giving an almost firm promise to arrange for your brother to come to the Conservatory. It transpires that he was offered a place in Odessa, and that he refused, hoping for a place in Moscow. Since I am persuaded from the list of students and the allocation of teaching hours that there genuinely is no need for a new teacher for now, I have only one option remaining: to ask that, as a special favour, in order that the word I gave almost definitely would not be compromised, that your brother be invited nonetheless. Thereupon Taneyev promised me at the forthcoming Artistic Council to propose to its members that your brother be nominated and proposed, and then the directorate at its meeting on 6th September would consider the Artistic Council' proposal. I do not know how all this will end, but if for some reason it were impossible for Genrikh Albertovich to become a member of the Conservatory's teaching staff, then I ask you to be sure that I did everything possible to achieve that aim, and that is surely more unpleasant for me than anyone else that I did not have the opportunity to fulfil Nadezhda Filaretovna's desire. However, the question is now posed in such a way that I am hopeful of a good outcome. In the present state of affairs, it is awkward for the Conservatory and the directorate of the Musical Society to refuse me that which I ask as a special favour. It will hardly be possible for me to remain as a director in the event of a refusal. I write all this to you not to boast of my efforts, but to forewarn you in the event of failure, and so that you and Nadezhda Filaretovna know that I have indeed done everything that depended upon me. My health is now good, although my nerves are still strained. The symphony is approaching its end. I advise you to be more classical, but in this symphony I have been extremely immoderate in my choice of orchestral resources. I do not think there exists a single instrument in the world that does not figure in my score. I am writing to Nadezhda Filaretovna today, but I ask you, most kind Vladislav Albertovich, until Nadezhda Filaretovna's hand is completely healed, to write to me from time to time about how you are living. I should be very pleased if Nadezhda Filaretovna did not trouble herself with letters until she is completely recovered. Your sincerely devoted, P. Tchaikovsky