Letter 1310

Date	10/22 October 1879
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1568)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 629–630 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 232–233 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 388–389 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 226 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 10 окт[ября] Модя! Вот уже неделя, что ты уехал. Не могу, однако, сказать, чтобы дни эти промчались. Напротив — они тянулись довольно долго, и в последние дни я стал замечать в себе явления, которых сначала не понимал. Я ощущал какое-то неопределённое недовольство самим собою, слишком частое и почти непреодолимое желание спать, какую-то пустоту и, наконец, скуку. Бывали часы, что я не знал, куда деться. Наконец вчера мне стало вполне ясно, в чем дело. Нужно чем-нибудь заняться; я решительно оказываюсь неспособен прожить долго без работы. Сегодня я начал что-то такое творить и скуку как рукой сняло. А какая погода! Это просто непостижимо, — совершенное лето. Вчера и сегодня я настоящим образом священнодействовал. Главное то хорошо, что нет несносного, вечного каменского ветра. Как мне бы хотелось в такую погоду быть в настоящей деревне: в Симаках, или даже в Гранкине! У нас здесь все благополучно и все здоровы. Было несколько забавных эпизодов, напр[имер], похищение и уничтожение в сортире трёх оставшихся от обеда слоёных пирожков (спрятанных для Веры и Жени, ездивших в Смелу), совершенное прожорливой Миной, и чудные рассуждения и педагогические теории, высказанные по этому поводу Персефоной. Недурна была также маленькая стычка Персефоны с Натой по поводу французского языка и т. п. В общем настроении заметно некоторая меланхоличность, которую я объясняю, с одной стороны, отсутствием Тани, а с другой — присутствием Жени, вносящей повсюду, где она суётся (а суётся она везде) какой-то диссонанс в тихую гармонию зимнего at home. Сколько бесконечных рассказов про Уфу мы слышим, какое обильное истечение слюней мы созерцаем ежедневно! А какие невероятно тонкие ухищрения я употребляю, чтобы избегнуть ласк и поцелуев, коими чревата наша племянница и кои она беспрестанно собирается оказать мне, как я это усматриваю из вечно устремлённого на меня ласкательного, на глупого взгляда! Бедная девочка! Минутами я проникаюсь к ней искреннею жалостью. Юрий вчера с Миной пошёл в лавку, спросил пистонов, сказал, что после пришлёт 20 коп[ейках], и явился с ними домой. Прощай, милый Модя! Пиши. Колю целую. П. Чайковский Таня очень веселится в Ялте и, кажется, слегка заинтересована Цертелевым.

Kamenka 10 October Modya! It's already a week now since you left. I cannot say, however, that these days have flown by. On the contrary, they have dragged on for quite a while, and in recent days I have begun to notice phenomena in myself that I did not understand at first. I felt some sort of vague dissatisfaction with myself, an all-too-frequent and almost irresistible desire to sleep, some sort of emptiness, and, ultimately, ennui. There have been hours when I didn't know what to do with myself. Finally, yesterday, it became quite clear to me what the matter was. I need something to occupy me; it turns out that I'm positively incapable of living for long without work. Today I started doing something and the ennui vanished as if by the wave of a hand. And how about the weather! It's simply unfathomable — thoroughly summer-like. Yesterday and today have been genuinely sacramental for me. The best thing is that there is no unbearable, constant Kamenkan wind. How I should like to be in the true country in such weather: in Simaki or even Grankino! Everything is fine here and everyone is well. There have been a few amusing episodes, for example, the theft and consumption in the toilet of three puff-pastries left over from dinner (hidden for Vera and Zhenya, who were off to Smela), committed by the gluttonous Mina, and the wonderful reasoning and pedagogical theories expressed regarding this by Persephone. And a minor skirmish between Persephone and Nata regarding the French language, etc. was no bad thing either. There is a noticeable melancholy in the general mood, which I put down to Tanya's absence on the one hand, and on the other to the presence of Zhenya, who wherever she goes (and she insinuates herself everywhere) brings some sort of dissonance into the quiet harmony of the winter at home. How many endless stories we hear about Ufa, how much gushing and drooling we see every day! And what incredibly subtle tricks I use to avoid the caresses and kisses that our niece is bursting with, and which she is constantly preparing to give me, as I can see from the stupidly cloying looks she constantly gives me. Poor girl! I genuinely pity her at times. Yury went to the store with Mina yesterday, asked for caps, said that he would send 20 kopeks later, and came home with them. Farwell, dear Modya! Do write. I kiss Kolya. P. Tchaikovsky Tanya is very cheerful in Yalta, and seems to be taking something of an interest in Tsertelev.