Letter 1310
Date | 10/22 October 1879 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Kamenka |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1568) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 629–630 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 232–233 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 388–389 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 226 (English translation; abridged) |
Text
Russian text (original) |
Каменка 10 окт[ября] Модя! Вот уже неделя, что ты уехал. Не могу, однако, сказать, чтобы дни эти промчались. Напротив — они тянулись довольно долго, и в последние дни я стал замечать в себе явления, которых сначала не понимал. Я ощущал какое-то неопределённое недовольство самим собою, слишком частое и почти непреодолимое желание спать, какую-то пустоту и, наконец, скуку. Бывали часы, что я не знал, куда деться. Наконец вчера мне стало вполне ясно, в чем дело. Нужно чем-нибудь заняться; я решительно оказываюсь неспособен прожить долго без работы. Сегодня я начал что-то такое творить и скуку как рукой сняло. А какая погода! Это просто непостижимо, — совершенное лето. Вчера и сегодня я настоящим образом священнодействовал. Главное то хорошо, что нет несносного, вечного каменского ветра. Как мне бы хотелось в такую погоду быть в настоящей деревне: в Симаках, или даже в Гранкине! У нас здесь все благополучно и все здоровы. Было несколько забавных эпизодов, напр[имер], похищение и уничтожение в сортире трёх оставшихся от обеда слоёных пирожков (спрятанных для Веры и Жени, ездивших в Смелу), совершенное прожорливой Миной, и чудные рассуждения и педагогические теории, высказанные по этому поводу Персефоной. Недурна была также маленькая стычка Персефоны с Натой по поводу французского языка и т. п. В общем настроении заметно некоторая меланхоличность, которую я объясняю, с одной стороны, отсутствием Тани, а с другой — присутствием Жени, вносящей повсюду, где она суётся (а суётся она везде) какой-то диссонанс в тихую гармонию зимнего at home. Сколько бесконечных рассказов про Уфу мы слышим, какое обильное истечение слюней мы созерцаем ежедневно! А какие невероятно тонкие ухищрения я употребляю, чтобы избегнуть ласк и поцелуев, коими чревата наша племянница и кои она беспрестанно собирается оказать мне, как я это усматриваю из вечно устремлённого на меня ласкательного, на глупого взгляда! Бедная девочка! Минутами я проникаюсь к ней искреннею жалостью. Юрий вчера с Миной пошёл в лавку, спросил пистонов, сказал, что после пришлёт 20 коп[ейках], и явился с ними домой. Прощай, милый Модя! Пиши. Колю целую. П. Чайковский Таня очень веселится в Ялте и, кажется, слегка заинтересована Цертелевым. |