Letter 3563
Small text
Date | 9/21 May 1888 |
---|---|
Addressed to | Yuliya Shpazhinskaya |
Where written | Frolovskoye |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2102) |
Publication | П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 337 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 426–427 |
Text
Russian text (original) |
село Фроловское 9-го мая 1888 Дорогая Юлия Петровна!
Сегодня вернулся из Петербурга, где провёл 10 дней и, как водится, до безумия устал от бестолковой городской суеты. Свидание с родными только отчасти доставило мне у довольствие, ибо, во 1-х, я их мало и редко видел, а во 2-х, многие из них нездоровы, и особенно бедная сестра 2 моя, вечная страдалица. Вот в самом деле горе! У этой женщины были, да и теперь ещё есть, все условия для счастия, а между тем ничего ужаснее её жизни представить себе нельзя. Во 1-х, у неё мучительная болезнь печени (камни), от коей она так страдает по временам, что в течение многих дней не перестаёт кричать отболи. Во 2-х, она отчаянная морфинистка, и чем дальше, тем больше предаётся она этому своеобразному, ужасному виду пьянства. Я не видел её 2 года, очень жаждал свидания с ней, но, кроме горести, оно ничего не принесло. Ох этот морфин!!! Знаете ли, говорил ли я Вам когда-нибудь про старшую дочь моей сестры, красавицу, умницу, погибшую от морфина, к которому по несчастию при учила её мать. Пять лет тому назад я провёл в Париже целую зиму" при этой племяннице, которую горячо любил. Она было вылечилась там от морфиномании, но вскоре возвратилась к привычному наркотику и в. конце концов отравилась им. Это ужасная трагедия! Представлялся в Петербурге государю. Он был ко мне очень милостив, но мне показалось, что уже нет в нем прежнего благоволения и интереса ко мне. Прежде он удостаивал меня задушевной беседы — теперь моё представление имело чисто официальный характер. А может быть, это мне только показалось. С невыразимым блаженством я уселся вчера в вагон, окончательно, на несколько месяцев, расставшись со всякого рода суетой. Приехал сегодня сюда и нашёл свой сад покрытым уже листвой (чего в Питере ещё нет), а дом приведённым в окончательный порядок. Теперь наступят дни труда, мира и свободы. Только В Москву придётся ещё раз съездить, между прочим, чтобы повидать Ипполита Васильевича и покончить дело о «Капитанской дочке». Знаете ли, Юлия Петровна, сам не знаю, как это случилось, но я начинаю охлаждаться к сюжету «Кап[итанской] дочки», особенно с тех пор, как Ип[полит] Вас[ильевич] написал мне, что он хочет расположить его на целых пять больших актов. Перечёл я недавно повесть и нашёл, что собственно просящихся на музыкальное воспроизведение лиц в ней нет и что, в особенности, героиня уж больно бесцветна. Вероятно, в своё время, когда зашла речь о «Кап[итанской] дочке», я польстился больше всего на обстановку прошлого века и на контраст между господами в европейском костюме и Пугачевым с его дикой ордой. Но одного контраста мало для оперного сюжета; нужны живые лица, трогательные положения... Хотелось бы мне написать оперу не большую в 3-х действиях, с сюжетом характера интимного, где бы раздолье было для лирических излияний. Не придумаете ли чего-нибудь? А если приду мате, не составите ли сценарий? Вот хорошо бы и курьёзно было, если бы после г. Шпионского моим либреттистом сделалась бы г[оспо]жа Шпажинская!!! Как Вы можете предполагать, что я сердился на Вас за тираду против винта и винтёров? Нимало. Мне только забавно было, что Вы, так сказать, немножко впросак попали, обрушившись на винт и никак не предполагая, что снабжённый в Вашем воображении всеми добродетелями друг Ваш мог снисходить до ненавистного Вам времяпровождения. Увы! В Фроловском нет у меня партии, а как бы это было хорошо и здорово для меня! Живя один, я иногда чересчур напрягаю себя — а развлеченья, кроме книг, нет. Книги же, опять таки, вызывают напряжение. Ну, будьте здоровы; до свиданья, буду чаще теперь писать. Весь Ваш, П. Чайковский |