Letter 3563

Tchaikovsky Research

Small text

Date 9/21 May 1888
Addressed to Yuliya Shpazhinskaya
Where written Frolovskoye
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2102)
Publication П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 337
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 426–427

Text

Russian text
(original)
село Фроловское
9-го мая 1888

Дорогая Юлия Петровна!

Сегодня вернулся из Петербурга, где провёл 10 дней и, как водится, до безумия устал от бестолковой городской суеты. Свидание с родными только отчасти доставило мне у довольствие, ибо, во 1-х, я их мало и редко видел, а во 2-х, многие из них нездоровы, и особенно бедная сестра 2 моя, вечная страдалица. Вот в самом деле горе! У этой женщины были, да и теперь ещё есть, все условия для счастия, а между тем ничего ужаснее её жизни представить себе нельзя. Во 1-х, у неё мучительная болезнь печени (камни), от коей она так страдает по временам, что в течение многих дней не перестаёт кричать отболи. Во 2-х, она отчаянная морфинистка, и чем дальше, тем больше предаётся она этому своеобразному, ужасному виду пьянства. Я не видел её 2 года, очень жаждал свидания с ней, но, кроме горести, оно ничего не принесло. Ох этот морфин!!! Знаете ли, говорил ли я Вам когда-нибудь про старшую дочь моей сестры, красавицу, умницу, погибшую от морфина, к которому по несчастию при учила её мать. Пять лет тому назад я провёл в Париже целую зиму" при этой племяннице, которую горячо любил. Она было вылечилась там от морфиномании, но вскоре возвратилась к привычному наркотику и в. конце концов отравилась им. Это ужасная трагедия!

Представлялся в Петербурге государю. Он был ко мне очень милостив, но мне показалось, что уже нет в нем прежнего благоволения и интереса ко мне. Прежде он удостаивал меня задушевной беседы — теперь моё представление имело чисто официальный характер. А может быть, это мне только показалось. С невыразимым блаженством я уселся вчера в вагон, окончательно, на несколько месяцев, расставшись со всякого рода суетой. Приехал сегодня сюда и нашёл свой сад покрытым уже листвой (чего в Питере ещё нет), а дом приведённым в окончательный порядок. Теперь наступят дни труда, мира и свободы. Только В Москву придётся ещё раз съездить, между прочим, чтобы повидать Ипполита Васильевича и покончить дело о «Капитанской дочке». Знаете ли, Юлия Петровна, сам не знаю, как это случилось, но я начинаю охлаждаться к сюжету «Кап[итанской] дочки», особенно с тех пор, как Ип[полит] Вас[ильевич] написал мне, что он хочет расположить его на целых пять больших актов. Перечёл я недавно повесть и нашёл, что собственно просящихся на музыкальное воспроизведение лиц в ней нет и что, в особенности, героиня уж больно бесцветна. Вероятно, в своё время, когда зашла речь о «Кап[итанской] дочке», я польстился больше всего на обстановку прошлого века и на контраст между господами в европейском костюме и Пугачевым с его дикой ордой. Но одного контраста мало для оперного сюжета; нужны живые лица, трогательные положения... Хотелось бы мне написать оперу не большую в 3-х действиях, с сюжетом характера интимного, где бы раздолье было для лирических излияний. Не придумаете ли чего-нибудь? А если приду мате, не составите ли сценарий? Вот хорошо бы и курьёзно было, если бы после г. Шпионского моим либреттистом сделалась бы г[оспо]жа Шпажинская!!!

Как Вы можете предполагать, что я сердился на Вас за тираду против винта и винтёров? Нимало. Мне только забавно было, что Вы, так сказать, немножко впросак попали, обрушившись на винт и никак не предполагая, что снабжённый в Вашем воображении всеми добродетелями друг Ваш мог снисходить до ненавистного Вам времяпровождения.

Увы! В Фроловском нет у меня партии, а как бы это было хорошо и здорово для меня! Живя один, я иногда чересчур напрягаю себя — а развлеченья, кроме книг, нет. Книги же, опять таки, вызывают напряжение.

Ну, будьте здоровы; до свиданья, буду чаще теперь писать.

Весь Ваш,

П. Чайковский