Letter 718

Date	5/17 January–7/19 January 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1138)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 349–350 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 140–141 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 25–26 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 137 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Четверг 5/17 янв[аря] 1878 Сегодня я поймал себя на том, что как бы потихоньку от себя считаю дни и часы, которые осталось здесь провести. Не могу я полюбить Сан-Ремо, да и только. Или я дошёл до того, что мне уж нигде хорошо не будет, что я вечно буду чего-то ждать и куда-то стремиться? Мы сделали сегодня довольно отдалённую прогулку по берегу моря. Места были действительно превосходные, — и я всё-таки чего-то злюсь. В горы мне просто противно ходить после случая с стариком, о котором я тебе писал. Но, пожалуйста, не заключай из этого, что я хандрю. Нисколько. Сегодня я очень много сделал и, между прочим, в полтора часа с инструментовал любимую твою арию «Любви все возрасты покорны!». Замечательно, что мне никто ничего не пишет. Тот самый Кашкин, который говорит, что меня очень любит, до сих пор не ответил мне на моё большое венское письмо. Никто из моих московских друзей, несмотря на все мои просьбы, до сих пор ещё не объяснил мне, каким способом идут мои классы, а всего лучше то, что никто ни полслова не пишет мне об «Онегине»: пойдёт ли он? а между тем прежде Рубинштейн даже просил меня дать им оперу и спрашивал, как я хочу распределить роли? У Модеста с Колей сейчас была большая сцена. Как Коля ни просил прощенья, но Модя остался твёрд. Мальчик лёг спать и долго в постели плакал и хныкал, все прося прощенья. У меня сердце надрывалось. Наконец он заснул. Что-то теперь снится в этой маленькой головке? Ах, какая у него чистая, незлобивая душа! Что за чудный нрав. Для меня большое счастье близость. этого ребёнка. Целую. 6/18 янв[аря]. Пятница. Толя! Думал я, думал, писать или не писать тебе о том, что произошло сегодня, и в конце концов решил написать. Как-то мне странно скрывать от тебя что бы то ни было. Только ты, пожалуйста, не волнуйся и не сердись на виновника сегодняшней неприятности, — он действовал в совершенном неведении. Помнишь моё венецианское подозрение насчёт Алёши? Эти подозрения охватили и Модеста. Несмотря на сильный протест, мы все вместе отправились к доктору. Пока Модест с виновником сидел на докторской аудиенции, я ожидал результата с неописанным волнением. Наконец оба вышли. Я предчувствовал правду. У него венера. Не буду тебе описывать, что я почувствовал, удостоверившись в истине. Дома произошла ужасная сцена. Ввиду того, что с нами Коля, я предложил виновнику одно из двух: или ехать в Берлин лечиться под руководством Котека или в Петербург — под твоим. Слезы, горе, отчаянье. Доктор сказал, что опасности заразиться от него никакой нет. Мы решил было однако же уехать все в Ниццу, чтобы устроить ему отдельное жилье, теперь колеблемся. Завтра решим. [...] Суббота. 19/7 янв[аря] 1878. Вчера я узнал, что здесь есть русской доктор, и решился посоветоваться с ним. [...] Доктор говорит, что здесь Алёша вылечится гораздо скорее, и потому нет никакого основания посылать его отсюда. Русский доктор представляет то удобство, что не нужно будет ходить с Алёшей вместе, и ещё то, что он берётся все устроить относительно помещения а больницу. Все это меня очень утешило. Разумеется только, что наши планы должны рушиться. Придётся остаться здесь долее, нежели я думал. Что бы я делал, если б не было Модеста, — я просто с ума бы сходил! А теперь, благодаря его присутствию, я покоен. А что придётся подольше жить здесь, это не беда. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Я совершенно покоен и сегодня занимался как ни в чем не бывало. Вот уже 5 дней, что я не получаю никаких писем. Нежно, крепко тебя целую, мой дорогой. Твой П. Чайковский Само собой разумеется, что болезнь Алёши секрет. Поцелуй от меня ручку у милого нашего Папы. Лили обнимаю.