Letter 3657

Date	5/17 September 1888
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3196)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 521

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

5 сентября [18]88 Голубчик Толя! Я только что вернулся из своей поездки в Каменку. Провёл там почти целую неделю. Каменка показалась мне необыкновенно противна, и я решительно не понимал, как мог я прежде жить там. Разумеется, это касается местности, а не личностей. По степени радости, какую я испытал, увидевши каменских жителей, оказывается, что (не считая Саши, Левы и трёх старух) особенно люблю я Николая Васильевича. Мне почему-то ужасно приятно было его видеть. Влад[имир] Андр[еевич] Плеский тоже возбудил во мне очень приятные чувства. Зато Лизавета Серг[еевна] и сын её Вася ух как мне несимпатичны! Известия из Парижа самые ужасные; много слез пролил я по вечерам, думая о бедной Вере, которая безнадёжна. От Саши по возможности скрывают истину, но она догадывается. Страшно подумать, как отзовётся этот новый удар на Саше и Леве. У бедной Веруши туберкулы в лёгких и в кишках, и она тает как свечка! Лева едет в Париж. Не правда ли, убийственно печально, что умирает именно эта милая, симпатичная Веруша, которой, казалось бы, вовсе и не угрожала преждевременная смерть. Александра Ивановна физически очень опустилась, но умственно нисколько. Лизав[ета] Вас[ильевна] и Алек[сандра] Вас[ильевна] совсем старушки. Саша очень поправилась было, но теперь уж начинает на ней отзываться происходящее в Париже. Я проведу здесь неделю — после того еду в Петербург, где 18 дирижирую каким-то большим благотворительным концертом. Засим опять сюда, а надолго ли — не знаю. Радуюсь бесконечно тому, что ты пишешь о Пане и Тaтyce. Ту и другую удушаю в своих объятиях. Симфонию мою все одобряют, а иные даже восторженно, говоря, что это лучшая моя вещь. Особенно меня радует, что С. И. Танеев в полном энтузиазме. Целую тебя, милый мой, крепко! Твой, П. Чайковский

5 September 1888 Golubchik [[Tolya]! I have just returned from my trip to Kamenka. I spent almost a whole week there. Kamenka seemed to me to be exceptionally horrid, and I absolutely cannot understand how I lived there before. Naturally, this pertains to the locality, and not the personalities. Judging by the extent of the joy I felt at seeing the Kamenkan residents, it turns out that (not counting Sasha, Lyova and the three old women), I'm especially fond of Nikolay Vasilyevich. For some reason I was awfully pleased to see him. Vladimir Andreyevich Plessky also aroused very pleasant feelings in me. But then how disagreeable Lizaveta Sergeyevna and her son Vasya are to me! The news from Paris is most awful; I have shed many tears in the evenings, thinking about poor Vera, for whom there is no hope. They are hiding the truth from Sasha so far as possible, but she guesses. It is awful to think how this new blow will affect Sasha and Lyova. Poor Verusha has tuberculosis in her lungs and intestines, and she is melting like a candle! Lyova is going to Paris. Isn't it mortally sad that it is dear, sweet Verusha who is dying, who you would think was the last one to be at risk of an untimely death. Aleksandra Ivanovna has deteriorated physically, but not in the least mentally. Lizaveta Vasilyevna and Aleksandra Vasilyevna are altogether elderly. [{Sasha]] had recovered well, but she is now starting to be affected by the events in Paris. I am spending a week here, after which I'm off to Petersburg, where on the 18th I'm conducting some grand charity concert. Whereupon I'll be back here, but I don't know for how long. I am infinitely glad that you write about Panya and Tatyusa. I hug them both to death. Everyone approves of my symphony, while some even gleefully say that it's my best thing. I'm particularly glad that S. I. Taneyev is wholly enthusiastic. I kiss you hard, my dear fellow! Yours, P. Tchaikovsky