Letter 1117

Date	22 February/6 March 1879
Addressed to	Lev Davydov
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 19, л. 16–18)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 543–545 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 127–128

Text

Russian text (original)

Париж  6 марта 22 февр[аля]   Милый мой Лева! У меня к тебе большая просьба. Уж так как ты и Саша так добры, что берете меня к себе нахлебником и жильцом, то я хотел бы устроить своё жилище как можно удобнее. Прежде всего мне необходим стол для занятий. Я бы попросил тебя, голубчик, велеть мне сделать из простого дерева большой стол, по возможности крепкий и нешатающийся. Так как это лето мне предстоит инструментовать целую оперу, то нужно, чтобы было где раскладывать свои листы, чтоб было просторно. Так как я ещё хорошенько себе не представляю своего будущего помещения, то пока мест попрошу тебя поставить сколь ка необходимо мебели. Побывав же у Вас весной, я, может быть, съезжу в Киев или в Москву для покупки всего, что мне будет нужно в моем жилище. Лева! я никоим образом не могу допустить, чтобы ты тратился на мае устройство, и потому предупреждаю тебя, что я, во что бы та ни стало, должен принять на свой счёт стоимость перестройки и переделки флигеля. Так как уж я попал на тему денег, то ещё скажу следующее. Я не намерен скрывать ни от тебя, ни от Саши, что я могу себя считать теперь человеком богатым, ибо получаю от M[ada]me Мекк 500 р[ублей] в месяц, так что вместе с зарабатываемыми мною деньгами я могу получать в год от 7 да 8 тысяч. Очень может статься, что в первую минуту тебе и Саше покажется предосудительным, что я живу на счёт M[ada]me Мекк. Но если ты примешь в соображение сущность моих Отношений к ней, основанную исключительно на её желании Обеспечить мне возможность всецело предаваться моему композиторству; если ты вспомнишь, что лично мы с ней [не] знакомы, — то полагаю, что простишь мне, если я не имею гражданского мужества отказываться от средств, идущих из столь симпатичного мне источника. Да я и не мог бы отказаться от них, не причинившей смертельной обиды. Тем не менее я совершенно понимаю, что в первую минуту ты, может быть, будешь неприятно поражён этим известием. Во всяком случае это должна остаться тайной от всех, кроме тебя, Саши и двух младших братьев. Я повёл этот разговор к тому, что, будучи столь богатым, странно было бы, чтоб я жил у Вас даром. Я знаю, что и это тебя в первую минуту рассердит. Но подумай, голубчик, что нельзя мне с человеком питаться, освещаться, отепляться, омываться и т. д. даром в течение нескольких месяцев в году, т. е. большую часть года во всяком случае. Не знаю, в какой форме устроить это, — но устроить необходимо, ибо мысль, что я живу на даровщинку, стесняла бы меня. Кроме того, чтобы покончить с денежными расчётами, скажу тебе, что в течение будущего лета я, во что бы то ни стало, уплачу тебе весь мой долг. Вчера для меня был очень приятный день — я кончил начерно сполна всю свою оперу, от которой, надеюсь, если посчастливится поставить её на театре, больших благ для себя как в отношении упрочения своего имени, так и в отношении матерьяльном. Мне осталось жить здесь ещё несколько дней, после чего поеду сначала в Берлин, где проведу дня два, и потом в Петербург. Признаюсь тебе, что я не могу думать о возвращении в Петербург без отвращения и ненависти к этому городу, — но вместе с тем мне ужасно хочется видеть братьев, Папу моего милого, Анну, — ну, словом, несколько без конечно дорогих для меня людей, которые, как будто назло мне, живут в отвратительном чухонском болоте, называемом С[анкт]-Петербург. Зато к Вам меня тянет ужасно. Как ни мало симпатична мне самая Каменка, но в конце концов она всё-таки деревня, а уж жить у Вас мне до того приятно! Как я был счастлив, получив письмо от Бобика. Начертанные им строки были покрыты поцелуями. Как мне хочется поскорей увидать горделиво-изящную Татьяну, благоуханную фиалку Веру, аппетитный свежий огурчик из грядки — Тасю, воинственного и рыцарского Митю, поэтического Бобика и, наконец, несравненного Уку, а также прекрасных родителей сего юного поколения. Очень будет приятно приехать к Вам. Если Толя меня отпустит или поедет со мной, то прибуду к пасхе, если же нет, то тотчас после пасхи. А пока нежно всех Вас обнимаю. Твой П. Чайковский В твоей ответной телеграмме сказано, что ты ожидаешь меня «jour parquet». Я почему-то твёрдо надеюсь, что мальчики не будут болеть. Письмо Miss Eastwood получил и книги куплю.