Letter 1450

Tchaikovsky Research
Revision as of 18:28, 24 January 2024 by Brett (talk | contribs) (Text replacement - ". что" to ", что")
Date 14/26 March 1880
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Saint Petersburg
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1584)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 383–385 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 245–247
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том IX (1965), p. 81–83 (abridged)
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 238–240 (English translation)

Text

Russian text
(original)
14-го марта [18]80 г[ода]

Не сердись на меня, Модичка, за то, что пишу отсюда мало и бестолково. Я не могу в Петербурге ничего делать путно. Жизнь здесь для меня — постоянное томление; все мысли сосредоточены на одном — как бы поскорее уехать. Ну послушай. напр[имер], что я делал вчера и сегодня: 13-е марта. Четверг. Поздно встав (ибо пробыл у Мещерского до 3 час[ов] ночи) и, напившись чаю, побежал к Коле, дабы предупредить его, что я ошибся, обещав обедать у него на следующий день, и что я уже раньше обещал Конради обедать с ним в ресторане. Произошла же эта путаница, ибо, явившись накануне к Коле. я был встречен упрёками и маленькой сценой за то, что так долго не являлся. Оттуда пошёл к Мале, которая оказалась страшно обиженной и даже прослезилась, упрекая меня в нежелании её знать и т. д.

Потом долго колебался — идти к Направнику или нет. Идти нужно, а не хочется. ибо я его боюсь, — не знаю почему. После мучительного колебания решил не идти и пошёл домой, чтобы немножко пописать. Тут вспомнил, что у меня нет ни копейки денег, и послал Акима к Бесселю за гонораром. Едва немножко поработал, как уже настало. время идти обедать к Вере Бутаковой. Но предварительно нужно было отыскать Жедринского, чтобы передать ему приглашение Бутаковых. Был в двух трактирах и не нашёл. Приехавши к Вере, получил тотчас же неприятность особого рода. Она заговорила о том, что вел[икий] кн[язь] Конст[антин] Конст[антинович] желает провести у неё вечер со мной. Меня это привело в неописанный ужас; Апухтин подал мысль, чтобы Вера Вас[ильевна] тотчас пригласила его приехать после обеда. Насилу я уговорил отложить. После обеда и чая в 10 часов я хотел идти домой, но Толя, не гулявший, хотел гулять, и нужно была гулять. Дома нашли Володю мрачного и расстроенного; — у него начались опять боли, запоры и т. д. Толя суетился с каким-то объяснением, которое нужно ему было писать Сабурову в ответ на раздраживший его запрос. Когда мы разошлись по комнатам, то моя оказалась до того натопленною, что я должен был часа 2 сидеть с отворенной форточкой и открыть трубу. Наконец лёг и спал крепко (благодаря бутылке пива), но тяжело.

Сегодня утром у меня долго сидел Бессель. Принёс только половину гонорара и надоел продолжительной болтовнёй. Вдруг получается письмо от Направника, сообщающее что вел[икий] кн[язь] Конст[антин] Никол[аевич] приглашает меня сегодня обедать. Между тем я обещал Конради и Апухтину есть устрицы; фрака у меня нет, да и горло болит. С другой стороны, Направник прямо пишет, что эта нужно для моей оперы. Мучительное и долгое колебание; наконец, решаюсь написать, что сегодня не могу, но что в будущую пятницу поеду. Расстроенный этим, иду гулять. Захожу завтракать к Палкину; выпиваю больше, чем следует; получаю изжогу, усталость и сонливость, Иду шляться. Ноги насилу волочатся. Перехожу по мосткам Неву по направлению домика Петра Великого. Ветер дует немилосердно; мороз порядочный, и небо серо. У Спасителя застаю молебен. Молящиеся женщины, запах ладана, чтение Евангелия, — все это вливает в мою душу несколько спокойствия; молюсь весьма усердно и опять перехожу Неву. Иду домой, продолжая страдать изжогой. Дома пробую заниматься, но меня клонит ко сну до того, что я бросаюсь на постель, тотчас же засыпаю, но с вздрагиванием и биением сердца. Превозмогаю сонливость и чувствую себя освежённым.

Пишу довольно удачно. Но пора обедать. У Чеснокова съезжаются Конради, Леля и я. Едим и пьём довольно много, на беседа вялая, скучная. После второй бутылки у Конради с Лелей завязывается политический спор; оба горячатся и говорят друг другу резкости. Является из суда Толя. Он обвинял, устал и меланхоличен; жалуется на что-то такое; поевши не много, говорит, что его тошнит и что ему нездоровится. Однако ж предлагает ехать в оперу. Я отказываюсь, ибо боюсь увидеться с Направником, которому я написал утром, что у меня болит горло. Толя недоволен и уезжает один. Мы ещё немножко сидим, и потом Леля довозит меня до дому.

Идёт густой снег. На улице стало тихо, ибо слой снега заглушает шум экипажей. Дома мне делается до того скучно, что ухожу в Александринский театр. Попадаю на З-й акт «Dame aux camelias». Савина отвратительна; актёры, изображающие французских джентльменов, — лакеи. В антракте встречаю Пыляева, Аверкиева и веду с ними разговоры, Уезжаю домой. Никого нет. Прошу сонного и мрачного Акима поставить самовар. Сажусь писать тебе.

Не правда ли, какая восхитительная жизнь?

Впрочем я совершенно здоров и могу ещё выдержать недели две подобной жизни, — но потом уеду непременно. Спасибо тебе за письма […]

Целую нежно.

П. Чайковский