Letter 1104 and Letter 1686: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
No edit summary
 
No edit summary
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=10/22 February 1879
|Date=19 February/3 March 1881
|To=[[Modest Tchaikovsky]]
|To=[[Modest Tchaikovsky]]
|Place=[[Paris]]
|Place=[[Florence]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1538)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 1616)
|Publication={{bib|1901/24|Жизнь Петра Ильича Чайковского ; том 2}} (1901), p. 263–264 (abridged)<br/>{{bib|1940/210|П. И. Чайковский. Письма к родным ; том 1}} (1940), p. 534–535<br/>{{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 218–219<br/>{{bib|1963/6|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VIII}} (1963), p. 102–103<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 212–213 (English translation; abridged)
|Publication={{bib|1955/37|П. И. Чайковский. Письма к близким}} (1955), p. 266<br/>{{bib|1966/44|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том X}} (1966), p. 37–38<br/>{{bib|1981/81|Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography}} (1981), p. 259–260 (English translation)
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|''Париж''<br/>22/10 февр[аля] 1879}}
|Original text={{right|{{datestyle||19 февр[аля]|3 марта|1881}}}}
{{centre|Милый Модя!}}
Модя! Второй день моего пребывания в Вене ознаменовался чудовищной и совершенно неожиданной снежной бурей, свирепствовавшей целый день и наведшей на меня страшную таску. Кае-как убил день (ах, как мне ненавистна Вена) и на другой день в 7 часов утра, сопровождаемый рёвом той же вьюги, выехал. Теперь поезды в Италию идут уже не на Триест, как прежде было, а гораздо более коротким путём, так что в 6 часов вечера я уже переехал итальянскую границу. Очень приятна была увидеть милые итальянские рожи и услышать всё эти «Pronti, partensa, che commanda, si cambia le vitture» и т. д. и т. д. В ''Udine'' пришлось переменять вагон, а затем ещё раз в ''Mestre'' (под Венецией). После этого я заснул и когда проснулся сегодня в 6 ч[асов] утра, за час до приезда во Флоренцию, то испытал наслаждение, которого передавать не хочу, дабы ты не лопнул от зависти. Представь себе после вчерашней вьюги вдруг перемену декорации: зелень полей, голубое небо и ослепляющее утреннее солнце, которое наполнило мой компартмент светом и теплотой после холодной и голодной ночи! Чувствую, что я теперь в самом деле люблю Италию; я научился ценить её и понимать её прелести. Прежде я испытывал, приезжая в неё, нечто вроде разочарования, несоответствие действительности с мечтой. Теперь я точно очутился у ''себя''; а там, где ещё мороз, снег и печать смерти на природе, там где шла какая-то моя опера и провалилась (я почему-то ''не могу'' отделаться от впечатления какого-то испытанного мною неуспеха; это просто болезненное какое-то явление), — там я случайный гость.
Был сегодня на poste restante, почему-то был уверен, что найду от тебя письмо, — но срезался. Особенно интересного и нового ничего не произошло. Вчера был в опере. Давали «Фрейшюца» и «Иедду», новый балет. «Фрейшюц» доставил мне большое удовольствие; в первом акте во многих местах глаза мои увлажались слезами. Во втором ''Краус'' доставила мне большое удовольствие прекрасным исполнением арии Агаты. «Волчья долина» поставлена совсем не так блестяще, как я ожидал. Третий акт курьёзен по французской бесцеремонности, с которой они позволили себе, с одной стороны, интеркалировать «''Invitation à la valse''» с глупейшими танцами, а с другой стороны — вычеркнуть роль пустынника, который является в конце для развязки. Что касается балета «''Иедда''», то ни пресловутая танцовщица ''San-Galli'', ни пресловутая музыка г. ''Метра'', ни пресловутая роскошь постановки нимало не удовлетворили меня, и я ушёл тотчас после 2-ой картины. Такой рожи, как ''San-Galli'', я ещё никогда на сцене не видел. Вазем, в сравнении с ней, — Венера Милосская. В общем нужно сознаться, что ''Grand Opéra'' страшно упал.


Я все эти дни хорошо занимался и удачно окончил большой ансамбль 2-ой картины 2-го акта. С Н[адеждой] Ф[иларетовной] у меня какие-то совсем новые отношения. В последнее время она совсем перестала мне писать под предлогом, что у неё так болят голова и глаза, что она не может писать. Чтобы не терзаться, получая мои письма и сознавая себя неспособной отвечать, она просила меня писать не более раза в неделю. Во Флоренции было как раз наоборот. Она мне писала каждый день, и я тоже. Мне кажется, что просто ей надоело вести переписку. Как бы то ни было, но оно выходит очень странно. На что ей понадобилось, чтобы я жил в Париже в одно время с нею? Во Флоренции мы ежедневно виделись и переписывались, — здесь, если б не Пахульский, который приходит брать уроки, — то между нами решительно ничего не было бы общего: к сожалению, нужно сознаться, что отношения наши ненормальны и что от времени до времени ненормальность эта сказывается.
Остановился ''почему-то'' (?) не в милом Hôtel de Milan, а в несимпатичном Hôtel New York, и очень раскаиваюсь. Сейчас оденусь и пойду бродить и шляться, а вечером, в 10 часов, уеду в Рим. обнимаю тебя и Колю с невыразимой нежностью.
 
{{right|П. Чайковский}}
Я перестал скучать и примирился с Парижем, — но я бы сейчас, сию минуту, с радостью полетел бы в свой милый ''Clarens'', об котором не могу думать без стеснения сердца. Там я ''жил'', по твоему выражению, и ''как мне хочется'', и ''как Бог велит''. По поводу бога. Гуляя сегодня, мне пришла в голову следующая мысль. Может ли истинно и сознательно верующий мириться без страдания с мыслью, что Бог, которому он с детства привык поклоняться в ''своей церкви'', обращаться к нему ''на своём языке'', соблюдая свои местные ''обряды, воплощая его в те образы'', которые приняты в иконописном стиле его народа, — что этот Бог есть тот же, к которому обращаются гнусливые католические патеры и всякие другие иностранные попы. По-моему нет, ибо я решительно не мирюсь с мыслью, что наш русский господь Бог есть тот же, которому поклоняются в ''Madeleine''.
Пожалуйста, не пиши мне ничего об опере.
 
Целую тебя, Модя, а также Колю.
{{right|Твой П. Чайковский}}
Недавно зашёл в ''Café de la Rotonde'' и там в «''Голосе''» нашёл твою статейку о бенефисе Dika Petit. Интересные новости я узнал в ней. Напр[имер], что есть знаменитый драматург ''Октав Орелье''!!! Модя, нужно самому делать корректуру!!!!


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}

Revision as of 10:45, 10 April 2020

Date 19 February/3 March 1881
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Florence
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1616)
Publication П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 266
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 37–38
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 259–260 (English translation)

Text

Russian text
(original)
  19 февр[аля]
3 марта
 1881

Модя! Второй день моего пребывания в Вене ознаменовался чудовищной и совершенно неожиданной снежной бурей, свирепствовавшей целый день и наведшей на меня страшную таску. Кае-как убил день (ах, как мне ненавистна Вена) и на другой день в 7 часов утра, сопровождаемый рёвом той же вьюги, выехал. Теперь поезды в Италию идут уже не на Триест, как прежде было, а гораздо более коротким путём, так что в 6 часов вечера я уже переехал итальянскую границу. Очень приятна была увидеть милые итальянские рожи и услышать всё эти «Pronti, partensa, che commanda, si cambia le vitture» и т. д. и т. д. В Udine пришлось переменять вагон, а затем ещё раз в Mestre (под Венецией). После этого я заснул и когда проснулся сегодня в 6 ч[асов] утра, за час до приезда во Флоренцию, то испытал наслаждение, которого передавать не хочу, дабы ты не лопнул от зависти. Представь себе после вчерашней вьюги вдруг перемену декорации: зелень полей, голубое небо и ослепляющее утреннее солнце, которое наполнило мой компартмент светом и теплотой после холодной и голодной ночи! Чувствую, что я теперь в самом деле люблю Италию; я научился ценить её и понимать её прелести. Прежде я испытывал, приезжая в неё, нечто вроде разочарования, несоответствие действительности с мечтой. Теперь я точно очутился у себя; а там, где ещё мороз, снег и печать смерти на природе, там где шла какая-то моя опера и провалилась (я почему-то не могу отделаться от впечатления какого-то испытанного мною неуспеха; это просто болезненное какое-то явление), — там я случайный гость.

Остановился почему-то (?) не в милом Hôtel de Milan, а в несимпатичном Hôtel New York, и очень раскаиваюсь. Сейчас оденусь и пойду бродить и шляться, а вечером, в 10 часов, уеду в Рим. обнимаю тебя и Колю с невыразимой нежностью.

П. Чайковский

Пожалуйста, не пиши мне ничего об опере.