Letter 1017

Tchaikovsky Research
Date 12/24 December 1878
Addressed to Lev Davydov
Where written Florence
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 19, л. 13–15)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 478–479
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 189–190 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 531–532
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 186–187 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
Флоренция
24/12 д[екабря] 1878

Какой ты милый, Лёвушка, что написал мне! Это для меня был тем более приятный сюрприз, что я до сих пор не знал, как вы провели время в Москве. Сегодня же я получил длинное письмо от Модеста, в котором он много пишет про наших дорогих каменских туземок и рассказывает, как они мило устроились, как проводят время и как у них с утра до вечера гости. Я и радуюсь за них, но иногда мне так жалко бывает бедную Сашу, которая ради старших должна так долго лишать себя удовольствия видеть и младших детей и тебя. Живо воображаю, как тебе должно казаться пусто и грустно без них! Но зато ты имеешь ни с чем не сравнимое счастье видеть Уку, Бобика! Скажи Бобику, что напечатаны ноты с картиночками, что ноты эти сочинил дядя Петя и что на них написано: посвящается Володе Давыдову. Он, глупенький, и не поймёт, что значит посвящается! А я напишу Юргенсону, чтобы послал в Каменку экземпляр. Меня только немало смущает, что Митюк, пожалуй, обидится немножко. Но, согласись сам, можно ли ему посвящать музыкальные сочинения, когда он прямо говорит, что музыку не любит? А Бобику, хоть ради его неподражаемо прелестной фигурки, когда он играет, смотрит в ноты и считает, — можно целые симфонии посвящать.

Я послезавтра еду в Париж. Избрал я своим местопребыванием Париж потому, что принимаюсь вскоре за такую трудную, утомительную работу (оперу), которая требует, чтоб всегда под рукой была возможность рассеяться посредством театра, прогулки по бульвару и т. д. Не далее как три дня тому назад я нажил себе совершенно неожиданно истерический припадочек только потому, что слишком устал от чрезвычайного напряжения всех сил, работая над первой сцен ай будущей оперы. При, том же моему мизантропическому идраву в таком огромном городе, как Париж, ничто препятствовать не будет. Наконец, мне нужно быть в Париже, чтобы собрать некоторые необходимые для оперы матерьялы. Адрес мой будет таков: Rue de la Paix, Hôtel de Hollande. Впрочем, это только на первое время, ибо я буду себе искать дешёвенького garné. Но письма во всяком случае дойдут. Погода здесь стоит по большей части плохая, т. е. дожди и даже раз был снег. Но иногда выдаются деньки удивительные. Я, к удивлению моему, нисколько не скучал здесь, несмотря на то, что был совершенно одинок и что живу в пустыне. От времени до времени я нуждаюсь в одиночестве, если нахожусь в нормальном состоянии духа. Впрочем, я не могу не упомянуть с благодарностью про Алёшу. Он превосходно себя ведёт, и я не могу достаточно нахвалиться его поведением, заботливостью, а главное, непостижимо постоянною весёлостью, которая и на меня иногда переходит. Единственное облачко на моем горизонте, — это Толя, который все недоволен, все жалуется, все хандрит. Что мне с ним сделать! Близость M[ada]me Мекк немножко смущала меня в первое время, и, признаться, я побаивался, что уж не изменила ли она своей ligne de conduite и не хочет ли завлечь меня к себе? Оказалось, что нисколько. Ежедневно в 11 часов она проходит мимо меня и пристально смотрит в мои окна, но за близорукостью никогда меня не видит, раза два мы были вместе в театре, т. е. она с. своими в ложе, а я в партере, — и только! Но зато переписка ежедневная. Ах, Лева, что это за странная, но вместе с тем умная и добрая женщина. Да! кстати! Пожалуйста, прошу тебя и всех Вас, по возможности, ни с кем, кроме самых близких, об моих отношениях к ней не говорить. Хотя ничего не может быть невиннее этих отношений, но не преминут раздуть это в какую-нибудь мерзость, и если мне от этого ни тепло ни холодно, то ей может быть неприятно. Нужно, чтобы это не сделалось достоянием публики, особенно московской, язык которой и без того немало чесался насчёт и меня и ее.

Теперь вот о чем я хотел поговорить с тобой. Я не предвижу, чтобы когда-нибудь основался в Петербурге или Москве. Всего вероятнее, что я буду большую часть года всегда проводить, с вами; а меньшую в поездках. Ввиду этого мне нужно бы серьёзно позаботиться о своём помещении в Каменке. Хотя я совершенно доволен флигелем, но всё-таки там немножко узковато, и притом летом, при отворенных окнах, заниматься там стеснительно. Куда мне деться, когда я теперь приеду? Я буду писать оперу. Мне нужно быть совершенно застрахованным от всякого шума, нужно, одним словом, нечто вроде того, что было в прошлом году. Я уж думал, нельзя ли на мой счёт сделать маленькую пристройку к флигелю или что-нибудь вроде этого? Голубчик, напиши своё мнение об этом. (Сколько стоит хату Бысроить??)

Я не знаю, сколько времени проведу в Париже. Во всяком случае постом я уже буду в России, но полагаю, что к Вам попаду во всяком случае не ранее пасхи, ибо мне необходимо будет несколько времени провести в Петербурге. Впрочем, верного ничего ещё не знаю.

Целую тебя, голубчик! С Удушаю в своих объятиях детей.

Твой П. Чайковский