Letter 1017

Date	12/24 December 1878
Addressed to	Lev Davydov
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 19, л. 13–15)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 478–479 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 189–190 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 531–532 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 186–187 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Флоренция 24/12 д[екабря] 1878 Какой ты милый, Лёвушка, что написал мне! Это для меня был тем более приятный сюрприз, что я до сих пор не знал, как вы провели время в Москве. Сегодня же я получил длинное письмо от Модеста, в котором он много пишет про наших дорогих каменских туземок и рассказывает, как они мило устроились, как проводят время и как у них с утра до вечера гости. Я и радуюсь за них, но иногда мне так жалко бывает бедную Сашу, которая ради старших должна так долго лишать себя удовольствия видеть и младших детей и тебя. Живо воображаю, как тебе должно казаться пусто и грустно без них! Но зато ты имеешь ни с чем не сравнимое счастье видеть Уку, Бобика! Скажи Бобику, что напечатаны ноты с картиночками, что ноты эти сочинил дядя Петя и что на них написано: посвящается Володе Давыдову. Он, глупенький, и не поймёт, что значит посвящается! А я напишу Юргенсону, чтобы послал в Каменку экземпляр. Меня только немало смущает, что Митюк, пожалуй, обидится немножко. Но, согласись сам, можно ли ему посвящать музыкальные сочинения, когда он прямо говорит, что музыку не любит? А Бобику, хоть ради его неподражаемо прелестной фигурки, когда он играет, смотрит в ноты и считает, — можно целые симфонии посвящать. Я послезавтра еду в Париж. Избрал я своим местопребыванием Париж потому, что принимаюсь вскоре за такую трудную, утомительную работу (оперу), которая требует, чтоб всегда под рукой была возможность рассеяться посредством театра, прогулки по бульвару и т. д. Не далее как три дня тому назад я нажил себе совершенно неожиданно истерический припадочек только потому, что слишком устал от чрезвычайного напряжения всех сил, работая над первой сценой будущей оперы. При, том же моему мизантропическому нраву в таком огромном городе, как Париж, ничто препятствовать не будет. Наконец, мне нужно быть в Париже, чтобы собрать некоторые необходимые для оперы матерьялы. Адрес мой будет таков: Rue de la Paix, Hôtel de Hollande. Впрочем, это только на первое время, ибо я буду себе искать дешёвенького garné. Но письма во всяком случае дойдут. Погода здесь стоит по большей части плохая, т. е. дожди и даже раз был снег. Но иногда выдаются деньки удивительные. Я, к удивлению моему, нисколько не скучал здесь, несмотря на то, что был совершенно одинок и что живу в пустыне. От времени до времени я нуждаюсь в одиночестве, если нахожусь в нормальном состоянии духа. Впрочем, я не могу не упомянуть с благодарностью про Алёшу. Он превосходно себя ведёт, и я не могу достаточно нахвалиться его поведением, заботливостью, а главное, непостижимо постоянною весёлостью, которая и на меня иногда переходит. Единственное облачко на моем горизонте, — это Толя, который все недоволен, все жалуется, все хандрит. Что мне с ним сделать! Близость M[ada]me Мекк немножко смущала меня в первое время, и, признаться, я побаивался, что уж не изменила ли она своей ligne de conduite и не хочет ли завлечь меня к себе? Оказалось, что нисколько. Ежедневно в 11 часов она проходит мимо меня и пристально смотрит в мои окна, но за близорукостью никогда меня не видит, раза два мы были вместе в театре, т. е. она с своими в ложе, а я в партере, — и только! Но зато переписка ежедневная. Ах, Лева, что это за странная, но вместе с тем умная и добрая женщина. Да! кстати! Пожалуйста, прошу тебя и всех Вас, по возможности, ни с кем, кроме самых близких, об моих отношениях к ней не говорить. Хотя ничего не может быть невиннее этих отношений, но не преминут раздуть это в какую-нибудь мерзость, и если мне от этого ни тепло ни холодно, то ей может быть неприятно. Нужно, чтобы это не сделалось достоянием публики, особенно московской, язык которой и без того немало чесался насчёт и меня и её. Теперь вот о чем я хотел поговорить с тобой. Я не предвижу, чтобы когда-нибудь основался в Петербурге или Москве. Всего вероятнее, что я буду большую часть года всегда проводить, с вами; а меньшую в поездках. Ввиду этого мне нужно бы серьёзно позаботиться о своём помещении в Каменке. Хотя я совершенно доволен флигелем, но всё-таки там немножко узковато, и притом летом, при отворенных окнах, заниматься там стеснительно. Куда мне деться, когда я теперь приеду? Я буду писать оперу. Мне нужно быть совершенно застрахованным от всякого шума, нужно, одним словом, нечто вроде того, что было в прошлом году. Я уж думал, нельзя ли на мой счёт сделать маленькую пристройку к флигелю или что-нибудь вроде этого? Голубчик, напиши своё мнение об этом. (Сколько стоит хату выстроить??) Я не знаю, сколько времени проведу в Париже. Во всяком случае постом я уже буду в России, но полагаю, что к Вам попаду во всяком случае не ранее пасхи, ибо мне необходимо будет несколько времени провести в Петербурге. Впрочем, верного ничего ещё не знаю. Целую тебя, голубчик! С удушаю в своих объятиях детей. Твой П. Чайковский

Florence 24/12 December 1878 How sweet it was of you, Lyovushka, to write to me! This was an even more pleasant surprise for me, since I did not know how you spent your time in Moscow. Today I received a long letter from Modest, in which he writes about our dear compatriots in Kamenka, and sweetly describes how they have settled in, how they spend their time, and how they have guests from morning until evening. I am glad for them, but sometimes I feel so sorry for poor Sasha, who, for the sake of the older ones, has had to deprive herself for so long of the pleasure of seeing both the younger children and you. I can vividly imagine how empty and sad it must seem to you without them! But then you have the incomparable happiness of seeing Uka and Bobik! Tell Bobik that the music with the pictures has been printed, that Uncle Petya composed these notes, and that it says on them: dedicated to Volodya Davydov. The silly little boy will not even understand what dedicated means. I am only slightly embarrassed that Mityuk might be rather offended. But you must agree, how is it possible to dedicate musical compositions to him when he says directly that he does not like music? And to Bobik, at least for the sake of his inimitably delightful figure when he plays, looks at the notes and counts, one could dedicate whole symphonies. The day after tomorrow I am off to Paris. I have chosen Paris as my place of residence because I shall soon be taking on a difficult, tiring work (an opera) that it demands that I always have to hand the opportunity to distract myself by means of the theatre, a stroll along the boulevard, etc. Not three days ago I had a completely unexpected hysterical fit simply because I was too tired from the extreme demands on all my strength, working on the first scene of the future opera. Given my misanthropic nature, nothing shall hinder me in such a huge city as Paris. Ultimately, I need to be in Paris in order to gather some materials required for the opera. My address will be thus: Rue de la Paix, Hôtel de Hollande. However, this is only initially, because I shall be seeking a cheap garné for myself. But letters will reach me regardless. The weather here is mostly bad, i.e. rain and it even snowed once. But occasionally there are wonderful days. To my surprise, I was not in the least bored here, despite the fact that I was completely alone and living in the wilderness. I need solitude from time to time, if I am to find myself in a normal state of mind. However, I cannot help but mention Alyosha with gratitude. He conducts himself superbly, and I cannot praise highly enough his conduct, his attentiveness, and, most importantly, his incomprehensibly continual cheerfulness, which sometimes even rubs off on me. The sole cloud on my horizon is Tolya, who is always discontended, always grumbling, always moping. What am I to do with him! At first the proximity of Madame Meck embarrassed me somewhat, and I confess, I feared that she had betrayed her ligne de conduite, and wanted to lure me to her? Not in the least, it turned out. Every day at 11 o'clock she passes by and stares intently at my windows, but due to her short-sightedness she never sees me; we were together at the theatre twice, i.e. she with her lot in a box, while I was in the stalls — and that is all! But then there is correspondence every day. Oh, Lyova, what a strange, but at the same time, intelligent and kind woman she is. Yes! By the way! Please, I beg you, all of you, if possible, not to talk about my relations with her with anyone except those closest to me. Although nothing could be more innocent than these relations, they will not fail to inflate it into something reprehensible, and even if this leaves me neither warm not cold, then it may perhaps be unpleasant for her. It is essential that this does not become public knowledge, particularly in Moscow, where tongues are already wagging no little concerning me and her. Now, here is what I wanted to talk with you about. I cannot foresee myself settling somewhere down somewhere in Petersburg or Moscow. In all probability, I shall always spend the greater part of the year with you, and the lesser on trips. In view of this I need to pay serious attention to my accommodation in Kamenka. Although I am completely content in the outbuilding, it is still rather narrow, and in the summer, with the windows open, cramped working there. Where should I scurry off to now when I arrive? I shall be writing an opera. I need to be thoroughly insulated against any sort of sound, in short, something similar to last year's arrangements. I was wondering if it would be possible to build a small extension to the outbuilding or something similar, at my expense? Golubchik, write to me with you opinion about this. (How much does it cost to build a hut??) I do not know how long I shall spend in Paris. In any case, I shall be in Russia by Lent, but I believe that I shall not make it to you before Easter regardless, because I will need to spend some time in Petersburg. However, I do not know anything for sure yet. I kiss you, golubchik! I smother the children in my embrace. Yours P. Tchaikovsky