Letter 1022

Date	14/26 December 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1198)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 481–482 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 539–540

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Флоренция 26/14 д[екабря) 1878 Вчера я получил твоё письмо. Ты тщетно оправдываешься, бессовестный мальчишка! Во-первых, рукопись нужно было отнести к Юрг[енсону] не 22, а по крайней мере 15-го, ибо письмо с моим адресом и с просьбой о рукописи было послано тебе из Каменки дня за 3 до моего отъезда, следовательно 11-го или 12-го. Во-вторых, не подлежит сомнению, что между 12 и 26 ты мне не написал ни разу. Но об этом нечего и говорить. Досадно то, что я вследствие всей этой истории провёл много праздных дней и не исполнил то, что хотел, то есть уехать отсюда с правом отдаться всецело опере. Прибавлю ещё, что рукописи всё-таки нет. Толя! Вчера я оказал подвиг необыкновенного гражданского мужества. Н[адежда] Ф[иларетовна] в своём прощальном письме (она уезжает сегодня) прислала мне все счёты по вилле Bonciani, уже уплаченные, кроме того 200 фp[анков] на случай, если из-за рукописи я засижусь здесь, и 2000 фр[анков] золотом на издание сюиты! Хотя деньги у меня есть, но не особенно много, а именно 2500 фр[анков], которые должны мне хватить до 1-го февр[аля], и потому, ох, как мне не помешала бы для Парижа эта сумма! Но меня обуяло гражданское мужество. Я нашёл, что, просто неприлично брать с неё, кроме всего, что она для меня делает, ещё деньги на издание, которое мне не только ничего не стоит, но ещё приносит гонорарий от Юргенсона. Кроме того, мне не хотелось взять с неё эту уплату за мои занятия с Пахульским, которому я давал два раза ,в неделю уроки. Ну, словом, при самом ласковом письме я возвратил ей 2200 фр[анков], а теперь (о стыд и позор) жалею. Вообще я иногда ужасаюсь своему сребролюбию и жадности к деньгам, чего к своему величайшему удовольствию не замечаю в тебе, судя по тому, что ты предлагаешь мне 100 рублей! Ах ты, глупенький! Ну, что мне от твоих 100 рублей? Если б «Вакула» принёс тебе не 200, а 2000 р[ублей], то и тогда я бы не взял с тебя ни копейки. Вообще ничего я так не желаю, как чтобы ты и Модя были в денежном отношении так же блестяще обставлены, как я. Завтра я еду в Париж, где надеюсь устроиться на месяц или полтора в дешёвенькой и миленькой квартирке. Но ты всё-таки впредь до следующего письма адресуй мне в Hôtel de Hollande. Вчера я был в театре. Билет мне прислала Н[адежда] Ф[иларетовна], которая тоже была со всем семейством, и в антракте я с смешанным чувством любопытства, умиления и удивления рассматривал её в бинокль. Она болтала со своей прелестной дочкой Милочкой, и лицо её выражало столько нежности и любви (это её любимица), что мне даже понравилась её некрасивая, но характерная внешность. Давали какую-то скучную комедию, и играли очень хорошо, но итальянцы на сцене ужасные лакеи. Если ни сегодня, ни завтра рукопись не придёт, то я плюну и уеду, не дожидаясь, пока старому идиоту вздумается, наконец, послать её. Толичка, мой милый! Пиши мне, и если опять примешь форму дневника, то ужасно обрадуешь. Твой, П. Чайковский Володе Жедринскому передай выражение симпатии и поклон.

Florence 26/14 December 1878 I received your letter yesterday. There's no point in your making excuses, you shameless boy! Firstly, the manuscript must have been brought to Jurgenson not on the 22nd, but no later than the 15th, because the letter with my address and with the request for the manuscript was sent to you from Kamenka 3 days before my departure, therefore on the 11th or 12th. Secondly, there is no doubt that between the 12th and 26th you did not write to me even once. But there is nothing more to be said about that. The frustrating thing is that as a result of this whole saga I spent many days idle, and unable to do what I wanted to do, which was to leave here with the right to devote myself entirely to the opera. I'll also add that I still don't have the manuscript. Tolya! Yesterday I performed a feat of extraordinary civic courage. In her farewell letter (she is leaving today), Nadezhda Filaretovna sent me all the receipts for the Villa Bonciani, already paid, as well as 200 francs in the event that I have to stay here longer because of the manuscript, and 2000 gold francs for the publication of the suite! Although I have money, it isn't particularly much, namely 2500 francs, which should last me until 1st February, and so, oh, how I could use this sum for Paris. But I was overcome by civic courage. I found it simply indecent to take from her, in addition to everything else that she does for me, money for the publication, which not only costs me nothing, but also brings in royalties from Jurgenson. Besides, I didn't want to accept payment from her for my lessons with Pachulski, which I give to him twice a week. Well, in short, I returned her 2200 francs, along with a most affectionate letter, and now (oh, shame and disgrace), I regret it. In general I'm sometimes horrified by my lust and greed for money, which, to my greatest pleasure, I don't observe in you, judging by the fact that you are offering me 100 rubles! Oh, you silly boy! What good are your 100 rubles to me? If "Vakula" had brought you not 200, but 2000 rubles, then I still wouldn't have taken a kopek from you. Generally there is nothing I want more than for you and Modya to be as well off financially as I am. Tomorrow I'm off to Paris, where I hope to settle for a month or six weeks in an inexpensive and nice apartment. But regardless, until my next letter, address me at the Hôtel de Hollande. I was at the theatre yesterday. Nadezhda Filaretovna, who was also there with her whole family, sent me a ticket, and during the interval I watched her through binoculars with mixed feelings of curiosity, affection and surprise. She was chatting with her lovely daughter Milochka, and her face expressed such love and affection (she is her favourite), that her plain but characteristic appearance was even pleasing to me. They were giving some tedious comedy, and they played it very well, but the Italians on the stage were awful lackeys. If the manuscript doesn't arrive either today or tomorrow, then to hell with it, I'll leave without waiting for the old idiot to finally decide to send it. Tolichka, my dear! Write to me, and if you do so in the form of a diary again, then I'll be awfully glad. Yours, P. Tchaikovsky Please give my deepest sympathy and bow to Volodya Zhedrinsky.