Letter 1418
| Date | 31 January/12 February 1880 |
|---|---|
| Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
| Where written | Rome |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1295) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 241 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том IX (1965), p. 41–42 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 234–235 (English translation; abridged) |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Карнавал кончился, и я этому несказанно рад. В последний день сумасшествие и беснование толпы превосходило все, что можно себе представить. На меня все это производило впечатление в высшей степени раздражающее и утомляющее. Но зато что за погода все время стояла чудная! Мне пришлось как раз во время карнавала коптеть над скучной работой, заданной мне К. Ю. Давыдовым. Вчера вечером я её, наконец, кончил и отправил. Само собою разумеется, что ничего, кроме самого пакостного шума и треска, я ничего не мог выдумать. Зато какую милую итальянскую фантазию для оркестра я сочинил! — прелесть. Вот, скажете, хвастун. Кондратьев обратился в самого отчаянного кутилу и развратника. Что ни день, у него пьянство и любовные похождения. Он клянётся, что, кроме Рима, нигде нельзя жить. И в самом деле, всем здесь живётся хорошо и привольно. Один я никак не могу войти во вкус Рима, и все меня куда-то отсюда тянет. Могу сказать без всякого преувеличения что моё пребывание здесь есть жертва, принесённая на алтарь братской любви. Но зато меня радует Модест, которому Рим очень нравится, и Коля, для которого Римский климат оказался в высшей степени благоприятен. Боже мой, как я все более и более люблю и привязываюсь к этому мальчику! Переворот, совершающийся в семействе Конради, очень беспокоит Модеста. Кто бы мог ожидать? Модест тоскует по Алине Ивановне. Но главное, он страшится момента, когда Коле придётся раскрыть истину. И действительно, есть о чем задуматься. Мне сначала было очень жаль Алину Ив[ановну]; теперь, вследствие некоторых её писем, — менее, только не говори ей этого. Правда ли, что Конради хочет взять Велинскую на содержание и просил тебя быть посредником? Ответь мне на этот вопрос, но так, чтобы Модя. который будет читать твоё письмо, не понял, в чем дело. Я знаю это из секретного письма Ал[ииы] И[вановны] ко мне. Если это правда, то неужели ты сказал об этом Алине? Не следовало, Толичка! Письма Г[ермана] К[арловича] к Модесту и к Коле очень много говорят в его пользу. Я, всё-таки, не могу ничего утвердительного сказать о том, как проведу февраль; обещаюсь только положительно к 1-му марта быть в Петербурге. Целую крепко и нежно. Володю обнимаю. До свиданья, Толичка! Твой П. Чайковский |
The carnival is over, and I'm inexpressibly glad. On the last day the madness and frenzy of the crowd exceeded anything you could imagine. All this had an extremely irritating and tiring effect on me. But what wonderful weather it was the whole time! While the carnival was going on, I had to toil over the tedious work assigned to me by K. Yu. Davydov. Last night I finally finished it, and sent it off. It goes without saying that I couldn't come up with anything except the filthiest noise and crashes. But then I've composed such a sweet Italian Fantasy for orchestra — it's charming! What a braggart, you say. Kondratyev has turned into the most desperate boozer and libertine. Not a day goes by without his drunkenness and love affairs. He swears that he cannot live anywhere else but Rome. The fact is that everyone here lives well and carefree. I alone cannot acquire a taste for Rome, and something always pulls me away from here. I can say without exaggeration that my visit here is a sacrifice made on the altar of brotherly love. But then I'm happy for Modest who really likes Rome, and Kolya, for whom the Roman climate has turned out to be extremely favourable. My God, how I'm becoming more and more fond and attached to this boy! The upheaval taking place in the Konradi family worries Modest very much. Who could have anticipated it? Modest misses Alina Ivanovna. But more importantly, he's afraid of the moment when the truth will have to be revealed to Kolya. And indeed, this is something to consider. At first, I felt very sorry for Alina Ivanovna; now, after some of her letters, less so — just don't tell her that. Is it true that Konradi wants to take Velinskaya under his wing, and has asked you to be an intermediary? Answer me this question, but in such a way that Modya, who will read your letter, doesn't understand what's going on. i know this from Alina Ivanovna's secret letter to me. If this is true, then did you really tell Alina about this? You shouldn't have, Tolichka! Herman Karlovich's letters to Modest and Kolya say a great deal in his favour. Still, I cannot say anything definitive about how I'll be spending February; I can only firmly promise to be in Petersburg by 1st March. I kiss you hard and tenderly. I hug Volodya. Until we meet, Tolichka! Yours P. Tchaikovsky |
