Letter 148
Date | 10/22 September 1869 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
Where written | Moscow |
Language | Russian |
Autograph Location | unknown |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 329 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 129–131 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 170–171 (abridged) |
Notes | Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve |
Text and Translation
Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.
Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Москва 10 сентября Милый Толя! Представь себе, что я неожиданным образом побывал в Питере. Володя так просил меня проводить его, что я не мог отказать. Мне очень хотелось быть там инкогнито, так как я ехал всего на два дня, но судьба воспротивилась этому. На Невском я встретил Дитлову и хотя дал тягу от неё, но она меня заметила и через неё все узнали о моем пребывании в Петербурге. Тем не менее я ни у кого, кроме Балакирева, Апухтина и Адамова, не был. Последний очень расспрашивал об тебе и дал слово написать Мотовилову. Я с своей стороны решил сделать так: пойду сейчас к Мотовилову и, если опять-таки не застану его, напишу докладную записку и оставлю адрес, пусть назначит мне час, когда я наверно его застану, или ответит письменно. С Модестом виделся там каждый день. Я перед тем получил от него глупейшее письмо с требованием объяснений моей холодности; никакой холодности не было, просто мне в Москве противно было убедиться, что он такой же, как я. В Петербурге я с ним объяснился и надеюсь, что он успокоился. Консерватория открылась, и мои мучения начались. Живём мы с Рубинштейном несравненно лучше прежнего, так что я с удовольствием вхожу в свою комнату и сижу в ней. Вчера мы с ним в первый раз обедали дома; жена Агафона изготовила отличный обед, так что я расстаюсь с Альбрехтами и буду постоянно обедать дома; если ты приедешь, то тоже будешь обедать с нами. Я очень рад, что ты съездил в Каменку, и представляю себе, как приятно тебе было свидеться со своими. Отчего не пишешь про Мещерского? Извини, мой голубчик, что не могу тебе прислать покамест больше 20 р[ублей] с[еребром], при первом возможном случае пришлю ещё. Я слышал про Мосолова (от Башилова, который до тебя служил в Киеве), что он большая скотина; это меня бы ужаснуло, если б я не надеялся, что ты перейдёшь в скором времени в Москву. Сейчас иду к Мотовилову и о последствиях этого посещения напишу на особом листочке. Добился, наконец, свидания с Мотовиловым. Увы! ничего особенно утешительного он не сказал. Говорит, что кандидатом, он, пожалуй, и мог бы тебя взять, но ещё Бог знает когда будет место: жалованья ты бы никакого не получал, да притом министр положительно желает, чтобы все вы послужили немножко в провинции. Он советует тебе оставаться ещё несколько времени в Киеве и обещается, как только будет что-нибудь в виду, дать мне слово не забывать о тебе, но прибавил, что не мешало бы тебе, с год остаться в Киеве. Словом, он был очень любезен, но так как все это ещё в тумане и даже при6лизительно нельзя определить, как и что будет, то я ушёл от него с тяжёлым чувством. Но ты не теряй куражу; я сегодня же напишу Адамову и попрошу его сделать что-нибудь решительное или, по крайней мере, дать хороший совет как поступить. Целую тебя. Не сокрушайся, пожалуйста. |
Moscow 10 September Dear Tolya! Just imagine, I unexpectedly found myself in Piter. Volodya begged me to see him off so much that I couldn't refuse. I really wanted to be there incognito, since I was only travelling for a couple of days in all, but fate thwarted this. On Nevsky I saw Ditlova, and although I gave her the slip, she noticed me, and through her everyone learned about my trip to Petersburg. Nevertheless, I haven't seen anyone except Balakirev, Apukhtin and Adamov. The latter asked a lot about you and promised to write to Motovilov. For my part, I decided to do this: I'm going to see Motovilov now, and if I don't find him again, I'll write him a note and leave my address, and let him either fix a time when I can be sure of meeting him, or answer in writing. I saw Modest there every day. Before that, I had the most stupid letter from him demanding an explanation for my coldness; there was no coldness, it was simply horrible for me in Moscow to ascertain if he was in the same boat as I was. I explained this to him in Petersburg and hopefully he's satisfied now. The Conservatory opened, and my torment began. Rubinstein and I are living incomparably better than before, such that it's a pleasure to go into my room and sit in it. Yesterday we had dinner at home for the first time; Agafon's wife prepared a splendid dinner, such that I'll take my leave of the Albrechts and will dine constantly at home; if you come, then you will also dine with us. I'm very glad that you made the trip to Kamenka, and I can imagine how pleasant it was to see everyone. Why don't you write about Meshchersky? Forgive me, my golubchik, for being unable to send you more than 20 silver rubles for the time being; I'll send more at the first possible opportunity. I heard about Mosolov (from Bashilov, who served in Kiev before you) that he is a great brute; this would have terrified me if I didn't have hope that you would soon be moving to Moscow. I'm going to Motovilov's now, and I'll write about the outcome of this visit on a separate sheet. Finally, I managed to meet with Motovilov. Alas! He didn't say anything especially reassuring. He says that, perhaps, he could take you on as a candidate, but God knows when there will be a place: you wouldn't receive any salary, and besides, the minister positively wants you all to do a little service in the provinces. He advises you to remain in Kiev a little longer and promises, as soon as something comes up, that on his word he won't forget about you, but he added that it wouldn't hurt you to stay in Kiev. In short, he was very kind, but since all this is still hazy, and it's not even vaguely possible to tell how and what will happen, I left him with a heavy heart. But take heart; I'll write to Adamov today and ask him to do something decisive, or at least give good advice on what to do. I kiss you. Please, don't be upset. |