Letter 1660

Tchaikovsky Research
Date 30 December 1880/11 January 1881–5/17 January 1881
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 695)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 462–465
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том IX (1965), p. 346–349

Text

Russian text
(original)
Каменка
30 дек[абря] 1880 г[ода]

Милый, дорогой друг! Невесёлые праздники провожу я. У нас половина дома больная, а Юрий в эту ночь так напугал нас, что никто и спать не ложился. Совершенно неожиданно у него сделался круп; это уже второй раз в этом году. Вовремя были приняты меры, и, кажется, сегодня он вне опасности. Зять страдает ревматизмом и вот две недели не выходит из комнаты. Таню преследуют головные боли. Вера простудилась, — целый лазарет больных. И среди них я, — с здоровым телом, но с больной душой. И всё-таки я рад, что нахожусь здесь. Мне грустно и тяжело без Алёши, мне горько видеть, как истомлена бедная сестра вечными заботами и тревогами, — но мне отрадно быть среди этих милых сердцу людей; я здесь дома, а мне в настоящую минуту это-то и нужно.

Возвращаюсь к Алёше. Я получаю от него очень невесёлые письма, и это удваивает моё сокрушение по нем. Бедный мальчик! нелегко ему достаётся служба на пользу государства. И ведь это на много ещё лет! Мне кажется, что я никогда не привыкну к его отсутствию; ежеминутно мне приходится вспоминать его и чувствовать, какого необходимого друга я потерял в нем. Он так хорошо знал все мои привычки, он так умел в каждый момент моей жизни быть мне нужным и полезным, что никакой другой хотя бы самый усердный слуга не может мне заменить его. А между тем у меня теперь такой хаос в моем маленьком хозяйстве, что я недоумеваю, как суметь обойтись без слуги. При Алёше я знал, что каждая нужная мне бумажка, каждый предмет, в котором во время занятий встретится надобность, — систематически расположены каждый в своём месте. Будучи страшно рассеян и вечно погружен в свои музыкальные комбинации, я нуждаюсь, чтобы около меня был кто-нибудь пекущийся обо мне и обо всем моем достоянии. Теперь я совершенно потерялся. Из увезённого мной из Каменки платья и белья 1½ месяца тому назад теперь оказывается только половина, куда девалось все остальное, — не знаю и не понимаю. Приходится сделать над собой усилие и обратить на все это внимание, но, к сожалению, мне легче написать 40 симфоний, чем соблюсти порядок в моем крошечном достоянии.

Я получил вчера письмо от г. Ткаченко, того самого неизвестного мне лично молодого человека, в жизнь которого так странно и неожиданно мне роковым образом пришлось вмешаться. Письмо мне очень не понравилось и внушает мне опасение за будущее. Признаться сказать, я ожидал, что он мне скажет спасибо за руку помощи, которую я ему подал. Нисколько. Он поспешает меня уверить, что напрасно я берусь уверить его в существовании добродетели (хотя я и не думал ни о чем подобном говорить), что мне не удастся доказать ему, что стоит жить на свете, что в деньгах, которые я ему послал, он не нуждается и обойдётся без них, но, впрочем, обещает 10-го числа приехать в Москву и выслушать меня. Странно и непонятно все это! Казалось, что юноша гибнет от того, что ни в ком не встретил опоры и сочувствия. Является человек, который предлагает ему то и другое, но в ответ получает пошлые фразы о том, что добродетель в людях иссякла, и как будто из милости соглашается принять искренно протянутую руку помощи. Если г. Ткаченко окажется пустым сумасбродом, мне будет очень досадно на себя. Но что было делать? Как было не попытаться спасти человека от гибели?

Вы просите, друг мой, сказать Вам, как распределены роли в «Онегине». Вот оно: Татьяна — г[оспо]жа Верни, Ольга — г[оспо]жа Крутикова, Ларина — г[оспо]жа Юневич, няня — г[оспо]жа Винчи, Онегин — г. Хохлов, Ленский — г. Усатов, князь Гремин — Абрамов, Тpике — г. Барцал, а затем маленькие роли поручены неизвестным мне второстепенным артистам.

Мне чрезвычайно отрадно было читать в Вашем письме то, что Вы пишете о Владимире Карловиче и маленьком Воличке. Все те, кто украшает и услаждает Вашу жизнь, близки и дороги моему сердцу.

Дай Вам Бог всякого счастья и побольше всяких радостей и удач в наступающем году.


2 янв[аря]

Я собрался ехать сегодня, дабы к 4 числу вечером уже быть в Москве, но ночью поднялась такая метель, снегу навалило так много, что мне страшно выехать; боюсь, как бы не случилось задержки в дороге. Не дай Бог просидеть где-нибудь несколько дней на станции, как это бывает в России зимой. Может быть, решусь ещё подождать и пропустить первые репетиции «Онегина».

Наш лазарет здешний увеличивается жертвами всяких болезней. Юрию лучше, он вне всякой опасности, но заболел Володя, Тане хуже, Л[ев] Вас[ильевич] страдает ревматизмом больше чем когда-либо. Вера слегла, сестра вчера вследствие забот и утомления слегла тоже, страдая мигренью, ну, словом, чуть не весь дом болен. Да и я опять начинаю страдать все той же невралгической головной болью, от которой претерпел так много в ноябре. Боюсь, как бы это не повторилось, как тогда.

Милый друг! Я просил Льва Вас[ильевича] письменно изложить его мнение о присланном Вами отчёте и вложу его в настоящее письмо вместе с портретами семейства сестры, которые Вы желали иметь в Браилове.

Получил вчера письмо от Алёши. Страшно тоскует и жалуется на испытываемые им страдания от общества пьяных по случаю праздников товарищей. По-видимому вся казарма обратилась на время в кабак и в грязный вертеп всевозможных безобразий.


5-го января

Только сегодня я уезжаю. Получил депешу, в которой меня уведомляют, что репетиции «Онегина» состоятся 8, 9, генеральная 10-го, а представление 11-го.

К величайшему моему сожалению, я не могу сегодня выслать Вам полной коллекции портретов семейства сестры. Впоследствии я дополню её.

Больные наши понемножку поправляются, но очень туго. Бедная Таня должна лежать в постели, в ожидании, что безусловный покой утишит её головные боли.

Вероятно и у Вас Выпала масса снегу; здесь его так много, что я все последние дни должен был довольствоваться самыми маленькими прогулками около дома. Сегодня метёт, и я почти уверен, что дорогой будут задержки.

Здоровы ли Вы? Хорошо ли переносите резкий переход от благословенной Италии к нашей зиме? Опасаюсь, что вьюги и снега надолго Вас задержат безвыходно в доме.

Будьте здоровы, милый, дорогой, неоценённый друг! Адрес мой покамест: Москва, Консерватория, или Москва, Неглинный проезд, 10, Юргенсону.

П. Чайковский

Всем Вашим шлю сердечные приветы. Сестра и зять поручают благодарить за память о них.

Как мне жаль, что Вы не будете слышать ни «Онегина», ни «Девы»!!!