Letter 1847

Date	31 August/12 September–6/18 September 1881
Addressed to	Leonty Tkachenko
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 410)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 214–217

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 31-го авг[уста] 1881 Не удивляйтесь бессвязности этого письма. Я буду писать Вам его по мере того, как захочется побеседовать с Вами и как позволит время. То, что Вы в рукописи своей называете Вашими «пакостями», произвело на меня довольно удручающее впечатление, но не в том смысле, как Вы подозревали. Это нисколько меня не оттолкнуло от Вас, но я боюсь, что слишком обильная дань, которую Вы заплатили сладострастию в самом ещё нежном возрасте, имела пагубное влияние на Ваше здоровье. Нужно будет с Вашей стороны много усилий воли, чтобы исправить органические повреждения, причинённые этими излишествами. Впрочем, вся задача Ваша и будет теперь в том, чтобы воспитать в себе силу воли. Что касается нравственной стороны «излишеств», то, во-1-х, не имею права бросить в Вас камнем, ибо и сам не без греха, а во-2-х, по моему мнению, человек в этом отношении находится в роковой зависимости от своего темперамента. Очень часто целомудренность есть не что иное, как отсутствие элемента сладострастности в темпераменте. Всё дело в том, чтобы уметь стоять выше своих телесных вожделений и уметь сдерживать их, — а это даётся воспитанием. У Вас оно было плохое, или, лучше, его вовсе не было, а потому я и не назову Вас развратником. В истинном значении слова, развратник тот, кто из телесных наслаждении сделал цель жизни, у кого душа никогда не протестует против увлечений плоти. Вы же всегда хотели победить свою плоть, но силы не хватало, как и во всех Ваших хороших намерениях. Теперь, прочтя Вашу рукопись, я, мне кажется, безошибочно могу объяснить, почему Вы до сих пор были так несчастливы и отчего произошли всё Ваши невзгоды. Вы родились тем, что называется «артистической натурой». В Вас есть задатки деятеля на поприще искусства. С раннего детства Вы безотчётно искали и стремились к красоте в её нравственных и материальных проявлениях. К сожалению, в окружавшей Вас среде не было нищи для этого инстинкта; крылья у Вас есть, но они у Вас подрезаны «средой». Отсюда надломленность, неудовлетворённость бессознательных стремлений к чему-то высокому и светлому, тщетное, искание неопределённого идеала, душевные страдания, к которым никто не приходил на помощь, ибо никого около Вас не было, кто бы мог направить Вашу жизнь как следует. Избрать какую-нибудь цель и твёрдо стремиться к достижению её Вам было тем труднее, что Вы одна из тех артистических натур, часто встречающихся между русскими, которые вообще склонны к художественной деятельности, но без характеристического про явления способностей к той или другой отрасли искусства. Между тем «судьба-мачеха», как нарочно, кидала Вас без всякого смысла и толку то в Эриванскую школу, то в полк, то в Консисторию, то на жел[езную] дор[огу] — и везде Вы встречали болезненно мучительное несоответствие между Ваши ми внутренними потребностями и действительностью. Это самым убийственным образом подействовало на Вашу душу, сбило Вас с толку, утомило и привило Вам недоверчивость к человеку, доходящую до ненависти. С другой стороны, семейная обстановка давила Вас как тяжёлый кошмар. Она действительно ужасна. Вы и Ваша Люба — «светлые лучи» в тёмном царстве. Но Вам всего 24 года, и все это дело поправимое. 2 сентября В Вашем дневнике я вижу проявления очень горячего и любящего сердца? Многое в нем трогает меня; но не хочу лгать, — кое-что меня коробит. Вы совершенно изверились в человека; Вам мерещатся в нем одни слабости, мелочности и гадости. В самом простом и просто выразившемся человеческом чувстве Вы стараетесь найти дурную подкладку и объяснить это притворством, расчётом или, наконец, сентиментальностью. Мне не нравится это потому, что непризнавание хороших движений души в других есть как бы косвенное восхваление своего собственного благодушия. Несмотря на та, что местами Вы себя слишком жестоко казните, преувеличенна к себе строги, — смотрите, как бы Ваша мания отрицать в других искренно добрые чувства не имела бы источником гордости, а ведь Вы, по-видимому, искренний христианин, хотя и не признаете божественность Христа! Говорю Вам об этой мании, чтобы Вы постарались искоренить её в себе. Посмотрите, сколько совершенно излишних страданий Вы перенесли из-за тога, что не могли сразу поверить, что я не был руководим ни сентиментальным эгоизмом, ни расчётом, когда вызвал Вас в Москву. Ведь если б Вы раньше положились бы на мою дружбу, то я помог бы Вам разъяснить те колебания и отчаяния в своих силах, от которых Вы мучились весной и вследствие которых летам, вместо того чтобы спокойно работать и понемножку идти к своей цели, Вы чуть не уморили себя! Ах, Леонтий Григорьевич, хороший, милый Вы человек, на больной нравственно, в чем виноваты конечно не Вы, а обстоятельства. Я очень дорожу Вашей любовью (удержитесь от поползновения объяснить эти слова сентиментальностью), меня трогает искренность и горячность Ваших чувств, я верю им безусловно и прошу Вас, если не для Вас, то для меня, делать всё, что признана будет нужным для исцеления больной души Вашей. Прежде всего победите в себе то, что я назвал «гордостью». 6-го сентября Относительно главной заботы Вашей скажу следующее. Не знаю, есть ли в Вас задатки выдающегося музыканта; не могу предсказать Вам, что Вы займёте блестящее положение среди русских музыкантов; сомневаюсь в этом, ибо Вы начали поздно. Но ведь Вы но эта и не претендуете. Вы хотите быть хорошим, честным. вполне понимающим своё дело учителем. Эту скромную цель Вы наверное достигнете, если только не будете смущаться неизбежными препятствия и трудностями, которые Вам придётся преодолеть. Явитесь в новом и любимом Вами деле человеком с волею, не смущайтесь и не падайте духом при побеждении технических трудностей, имейте при этом в виду, что без усилий нельзя ничего достигнуть. Сил у Вас хватит, если Вы будете беречь себя и заботиться о своём здоровье. Но не преувеличивайте при этом объёма сведений, которые Вам надо приобресть. Напр[имер], Вы в одном месте дневника говорите, что надо познакомиться с другими методами. Во 1-х, метода игры на ф[ортепиано] одно; она есть результат сложного исторического процесса и выработана в совершенстве. Во 2-х, не следует терять время на ознакомление с различными шкалами фортепьянной игры, которые могут разниться в приёмах преподавания и в последовательности упражнений, на существенно друг от друга не отличаются. Ещё многое нужно Вам сказать, но откладываю это до личного свидания, которое состоится в скором времени. Сделаю только одно замечание, дабы предупредить разные недоразумения. Я совершенно сознательно и искренно считаю и буду считать себя всегда Вашим другом, и именно прочным другом. Но не забывайте, что у меня множество сложных отношений с людьми — и родственных и всяких других. Нередко Вы огорчались какой-то моей якобы хладностью к Вам и тем, что, когда я был в Москве, то мало сходился с Вами. А ведь это объясняется тем, что, находясь в Москве, я имею множество забот и дел, иногда очень грустного свойства, и далека не всегда могу по произволу проводить время с теми. кого люблю и кем интересуюсь. До свидания, милый Леонид Григорьевич. Искренно Вас любящий, П. Чайковский

Kamenka 31st August 1881 Do not be surprised by the incoherence of this letter. I shall write to you as much as I want to talk to you, and as time allows. What you call "dirty tricks" in your manuscript has made a rather heavy impression upon me, but not in the sense you suspected. This did not alienate me from you in the least, but I fear that the overabundant tribute you paid to lust at a very tender age has had a detrimental effect upon your health. It will take a great deal of willpower on your part in order to rectify the organic damage caused by these excesses. However, your overwhelming task will now be to cultivate willpower within yourself. As for the moral aspect of "excesses", then, firstly, I am not entitled to cast stones at you , because I myself am not without sin, and secondly, in my opinion, a person is fatally dependent upon his temperament in this respect. Very often chastity is nothing more than the absence of the element of sensuality from the temperament. The whole point is to be able to rise above your physical desires and to be able to restrain them — and this is provided by education. Your had a poor one, or, more accurately, none at all, and therefore I shall not call you a libertine. In the true sense of the word, a libertine is one who has made bodily pleasures their aim in life, whose soul never protests against the passions of the flesh. You always wanted to overcome your flesh, but you lacked the strength, as in all your good intentions. Now, having read your manuscript, it seems to me that I can accurately explain why you have been so happy hitherto, and the causes of your misfortunes. You were born with what is called an "artistic nature". You have the makings of an artist within you. From early childhood you unconsciously sought and strove for beauty in its moral and material manifestations. Unfortunately, there was no room for this instinct in your environment; you have wings, but they were clipped by your "surroundings". Hence the brokenness, the dissatisfaction of unconscious aspirations for something lofty and bright, the futile search for an intangible ideal, mental torment, to which no one came to your aid, because there was no one around you who could properly guide your life. It was more difficult for you to choose any aim and decisively strive to achieve it, since you are one of those artistic natures often to be found amongst Russians who are generally inclined towards artistic activity, but without a characteristic manifestation of abilities for one or another branch of art. Meanwhile your "stepmother fate", it so happened, propelled you, without any sense or purpose, into the Yerevan School, then into the regiment, then into the consistory, then onto the railways — and everywhere you encountered a painful, tormenting discrepancy between your inner needs and reality. This had the most murderous effect on your soul, wore you down, exhausted you and filled you with a distrust of man, bordering on loathing. On the other hand, your family circumstances were crushing you like the deepest nightmare. It is truly awful. You and your Lyuba are the "rays of light" in a dark realm. But you are only 24 years old, and all this can be put right. 2 September In your diary I see manifestations of a very warm and loving heart? There is much in it that moves me; but I do not want to lie — some things appal me. You have completely lost faith in man; you see in him only weaknesses, pettiness and nastiness. You try to seek ulterior motives in the most plain and simply expressed human feelings, and to explain it by pretence, calculation, or, ultimately, sentimentality. This displeases me because the failure to recognise good actions of the soul in others is, as it were, indirectly extoling one's own good nature. Despite the fact that in places you punish yourself too cruelly, and are exaggeratedly strict with yourself, watch out that your mania for denying sincerely good feelings in others does not have pride at its source, while you are, seemingly, a devout Christian, although you do not recognise the divinity of Christ! I speak to you about this mania in order that you try to eradicate it in yourself. Look how much utterly unnecessary suffering you have endured because you could not immediately believe that I was not guided either by sentimental egoism or calculation when I summoned you to Moscow. After all, if you had relied upon my friendship sooner, then I would have helped you to explain those waverings and despairs of your powers, from which you suffered in the spring, and as a consequence of which in the summer, instead of working calmly and steadily toward your aim, you almost killed yourself! Ah, Leonty Grigoryevich, you are a good, sweet person, but morally ill — for which, of course, it is not you who is to blame, but rather circumstances. I value your love very much (do resist the urge to explain these words as sentimentality), I am touched by the sincerity and ardour of your feelings, I believe them unconditionally and ask you, if not for you, then for me, to do everything that is deemed necessary for the healing of your sick soul. First of all, you must overcome in yourself that which I called "pride". 6th September Regarding your foremost concern, I shall say the following. I do not know whether you have the makings of an outstanding musician; I cannot predict that you will occupy a brilliant position amongst Russian musicians; I doubt this, because you started late. But then you do not pretend to be. You want to be a good, honest, teacher who fully understands his business. This modest goal you will surely achieve, if only you do not become flustered by the inevitable obstacles and difficulties that you will have to overcome. Appear in your new and favoured business as a person of will, do not be flustered and do not lose heart when overcoming technical difficulties, bearing in mind that nothing can be achieved without effort. You will have sufficient strength if you take care of yourself and your health. But do not exaggerate the amount of information you need to acquire. For example, in one place in your diary you say that one must become familiar with other methods. Firstly, there is one method of playing the piano; this is the outcome of a complex historical process and has been developed to perfection. Secondly, you ought not to waste time familiarising yourself with the various scales of piano playing, which may differ between teaching methods and in the sequence of exercises, but which do not differ significantly from each other. I still have much to say to you, but I shall postpone it until our meeting in person, which will happen soon. I shall make only one remark in order to prevent various misunderstandings. I quite consciously and sincerely consider and will always consider myself you friend, and a firm friend at that. But do not forget that I have numerous complex relationships with people — both familial and all manner of others. You were often upset by some perception of coldness on my part towards you, and the fact that I saw little of you when I was in Moscow. But this is explained by the fact that, while in Moscow, I have many concerns and affairs, sometimes of a very sad nature, and I cannot always willingly spend time with those whom I love and in whom I am interested. Until we meet, dear Leonid Grigoryevich. Your sincerely loving, P. Tchaikovsky