Letter 1862

Tchaikovsky Research
Date 5/17 October 1881
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 748)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 559–561
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 233–235

Text

Russian text
(original)
Каменка
5 окт[ября] 1881 г[ода]

9 ч[асов] веч[ера]

Сегодня утром я приехал в Каменку и нашёл здесь письмо Ваше из Триеста, дорогой, лучший друг мой! Как тяжело, как обидно мне было читать те строки, из которых я впервые узнал всю жгучесть испытанных Вами нравственных терзаний. Но, ради Бога, не говорите, друг мой, что они вконец расстроили Ваше здоровье. Я не хочу верить Вам; я убеждён, что отдых и пребывание вдали от мест, где Вы страдали, принесёт Вам полное восстановление сил. Но только, ради Бога, так или иначе, хотя бы и с некоторой потерей, покончите раз навсегда все дела Ваши. Я думал и утешал себя тем, что Вы сели в Москве в вагон с тем, чтобы на время, по крайней мере, вовсе и забыть о делах. Оказывается, что и в Триесте Вы тревожитесь и беспокоитесь. Господи! когда же это кончится?

Я выехал из Москвы 1-го октября в довольно подавленном настроении духа. Кроме грустных чувств от разлуки, я был чрезвычайно огорчён дурными известиями о моей «Орлеанской деве» в Петербурге. Оказывается, что Каменской запрещено под страхом близкого разрушения голоса петь слишком высокую партию Иоанны. Другая «Иоанна», Макарова, так плоха, что её не решаются выпускать в капитальной роли. И вот теперь уже три недели, что опера ни разу не шла, да и всю зиму будет, вероятно, влачить жалкое существование. Это меня страшно огорчает.

В Киеве я провёл 2 дня. Квартира зятя почти совсем готова, и в ней уже живут племянницы Таня, Анна, Тася и племянники гимназисты. Сам Лев Вас[ильевич] был в Каменке, а сестра с Верой и Юрием в Крыму. Сестра чувствует себя хорошо я совершенно восхищена красотами Крыма. Недавно она с обоими детьми ездила в Орианду, и Вел[ики] кн[язь] Конст[антин] Ник[олаевич], увидев их и узнав, что это близкие мне родственники, вышел к ним, сидел с ними в парке и обласкал Веру и Юрия. Сестра от него в восторге.

Приехавши сюда, я прежде всего уговорил зятя ехать сегодня же в Киев, чтобы распутать всевозможные затруднения, встреченные неопытной и нервной Таней в управлении всего дома. Кроме того случилось обстоятельство, необходимо требующее его присутствия в семье. Один господин, впрочем, очень порядочный и уважаемый, вздумал в отсутствии родителей сделать Тане формальное предложение. Она не желает этого замужества, но у неё не хватило духа отказать решительно, и теперь без отца она не знает, как поступить в отношении своего претендента и продолжать ли принимать его. Увы! я с грустью сознаю, что она преднамеренно, кокетством довела его да того, что он решился сделать это предложение, — а теперь и не хочет идти за него и боится отказать решительно, ибо совесть не совсем чиста. До слез обидно видеть, как эта девушка потеряла всякое сознание бесчестности, бессердечности своего отношения к разным вздыхателям. Это совершенное подобие той истории с Вашей Соней, о которой Вы писали мне. Но ведь Соня ещё девочка, и ей простительно шалить и легкомысленно поражать сердца; Таня — уже зрелая и много испытавшая девушка. Увы! опыт ничему не научил её!

Брат Модест уже в Риме, в Hôtel Costanzi. Я же должен непременно прожить здесь, по меньшей мере, месяц, чтобы несколько исправить пошатнувшийся вследствие поездки в Москву бюджет, чтобы отработать всего Бортнянского, да, наконец, чтобы усладить одиночество Льва Вас[ильевича], до слез обрадовавшегося моему приезду. Он очень тоскует здесь, вдали от семьи, и теперь, уехавши в Киев на несколько дней, счастлив пи мысли, что по возвращении найдёт меня здесь.

В настоящую минуту (9 с пол[овиной] час[ов] веч[ера]) я сижу один в доме, где прежде было всегда столько движения и суеты. Тишина вокруг меня абсолютная, так что даже немножко жутко и грустно. Но я нуждался после Москвы и Киева в этом отдохновении и спокойствии. Завтра начну занятия, и грустить будет некогда. Ах! если б только мой бедный Алёша мог быть здесь со мной.

Как я радуюсь за Вас, дорогая моя, думая, что Вы в милом Риме! Но только, ради Бога, забудьте дела, если можно.

Не буду ждать от Вас писем до того, как Вы поселитесь во Флоренции. Ради Бога, не утомляйте себя.

Ваш, П. Чайковский

Поклон Юлье Карловне, Влад[иславу] Альберт[овичу], Саше и всем Вашим. Воображаю, как милый Саша рад, что он не в Училище!