Letter 1943
| Date | 22 January/3 February 1882 |
|---|---|
| Addressed to | Sergey Flerov |
| Where written | Rome |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Moscow (Russia): Russian National Museum of Music (Ф. 37, No. 98) |
| Publication | П. И. Чайковский и балетный театр его времени (1956), p. 240–241 (addressee wrongly identified as Sergey Bakhryushin; abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 36–37 |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Многоуважаемый и добрейший
Сергий Васильевич! Не хочу лгать перед Вами и по всей правде скажу, что лишь сегодня, т. е. через месяц по прочтении превосходного перевода превосходной сказки Гофмана, — я вспомнил, что в своё время не исполнил намерения в горячих выражениях поблагодарить Вас за присылку «Щелкуна» и за милое Ваше внимание. Чем старше становлюсь, тем рассеяннее делаюсь. Лицо моё покрылось краскою стыда, когда я вдруг догадался, что поступил крайне неделикатно, не отписав Вам тотчас по получении Вашей посылки о том, что она доставила мне величайшее удовольствие. Спешу исправить ошибку и сугубо выразить Вам живейшую мою благодарность за то, что Вы вспомнили меня, издав «Щелкуна». Вместе с тем прошу извинить меня за непростительную рассеянность. Я здравствую и благоденствую, — насколько возможно благоденствовать человеку, вечно собой недовольному. Впрочем в последнее время были причины сердиться на самого себя. Целый год я не мог написать ни одной строчки, и уж начинал думать, что единственное дело, придавшее цену и значение моей жизни, сделалось для меня невозможным. К счастью, состояние это прекратилось и вдохновение несколько возвратилось ко мне. Пишу трио (инструментальное), а окончивши его, думаю приступить к всенощной, которую было начал летом, — но оставил, вследствие обуявшего меня отвращения к творчеству своему. Будьте здоровы, многоуважаемый Сергей Васильевич! Искренно уважающий Вас, П. Чайковский |
Most respected and most kind
Sergey Vasilyevich! I have no wish to lie to you, and I tell you in all honesty that it was only today, i.e. a whole month after reading the excellent translation of Hoffmann's excellent story — that I remembered at the time I had not carried out my intention of expressing my warmest thanks to you for sending Nutcracker and for your kind attention. The older I am, the more absent-minded I become. I was so shamefaced when I suddenly realised that I had behaved most impolitely, by not having written to you immediately upon receiving your parcel that it had given me the greatest pleasure. I am hastening to correct this mistake, and especially to express to you my liveliest gratitude that you remembered me when publishing "Nutcracker". At the same time I beg your pardon for my inexcusable absent-mindedness. I am thriving and prospering — so far as it is possible for a person who is always displeased with himself to prosper. However, I have had reasons to be angry with myself recently. For a whole year I could not write a single line, and I was starting to think that the single thing which gave value and meaning to my life had become impossible for me. Fortunately, this situation has come to an end, and inspiration has returned to me somewhat. I am writing a trio (instrumental), and having written that I am thinking of taking up the vespers which were begun in the summer — which I abandoned after being overcome by an loathing for my work. Keep well, most respected Sergey Vasilyevich! With sincere respect for you, P. Tchaikovsky |
