Letter 2077

Date	15/27 August–16/28 August 1882
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Moscow
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1669)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 544–545 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 282–283 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 183–185 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 276–277 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Москва 15[-го], 2 ч[аса] ночи Милый моя Модя! Час тому назад, вернувшись домой, я получил твоё письмо, — но прочёл его только сию минуту, ибо был в таком ужасном состоянии всего своего нравственного естества, что нужно было сначала приготовиться к чтению этого письма. Отчего происходит это ужасное состояние — я сам не понимаю; когда меня спрашивают, отчего я здесь имею недовольный и раздражительный вид, — я пускаюсь в объяснение, — но всегда чувствую, что говорю что-то не то. Мне решительно не на что жаловаться. Никто меня не обижает, всё со мною или ласковы, или почтительны; даже я не могу пожаловаться на то, что мне надоедают. Правда. сегодня утром у меня сидел сначала Алексей Киселёв, потом Михаил Климeнко (из Каменки), потом Василий Игнатьич (мясничиха) — но всё это не так уж ужасно. Затем я был у Кондратьевых. коих очень люблю; потом был в концерте Корсакова, где всё видевшие меня были ангельски добры и любезны, потом я обедал у Алексеевых, у коих и обед чудный, и общество интимное, и Толя был, и в винт играл; а потом шёл пешком домой и по дороге выпил вина — одним словом, есть все, чтобы спокойно заснуть в сознании самого счастливо проведённого дня, а между тем я так страдаю, я так глубоко несчастлив, что всякий нищий счастливее меня. Вся штука в том, что для меня немыслима жизнь вне деревни и заграницы, а отчего это, ей-Богу не понимаю, — но просто чуть с ума не схожу. Я наверное, когда-нибудь перейду в лучший мир именно от этой неопределённой, ядовитой, мучительной, ужасной б6лезни, которую я не способен определить, но которая состоит в том, что ни единого дня, ни единого часа я не могу провести в русских столицах без лютых страданий. И чем они неопределённее, чем менее я могу излить свою беспричинную скорбь, чем менее я вправе жаловаться, — тем хуже я страдаю. Нередко я думаю о том, что все мои неудовольствия и неприятности происходят оттого, что я очень эгоистичен и не способен ничем пожертвовать ради других, хотя бы близких и любимых. Но сейчас мне пришла в голову утешительная мысль, что, конечно, я бы не стал добровольно подвергать себя здешним моим ядовитым нравственным мукам, если бы не считал своим как бы обязательством бывать здесь, чтобы доставить удовольствие не себе, а другим. Это меня несколько утешает. А впрочем черт его знает! Одно знаю, что как ни мало пленительна Каменка, как ни скверно там подчас, — но всё же мечтаю о своём тамошнем уголке как об неизъяснимом счастии. Думаю после завтравыехать. Твоё письмо меня не скажу утешило, — но успокоило. Я боялся, что сразу начнутся недоразумения и неудовольствия. Молю бога, чтобы тебе удалось устроить для всех нас счастливое и покойное житье в Италии. Без вас я там жить не могу, а если не там, то где же? 16 aвг[ycтa] 11 ч[асов] утра Замечательно, что ты уехал в четверг, Лева в субботу, — а в пятницу сучилась катастрофа на жел[езной] дор[оге]. Я не могу не видеть в этом какой-то особенной милости Бога, оберегающего меня от настоящих горестей. Уж если я даже неделю в Москве переношу как великое бедствие, то что же со мной было бы. если б настоявшее несчастье на меня свалилось? Вероятно. благосостояние моё нужно, если беспрестанно я вижу, что опасности только мелькают мимо меня. оставляя меня совершенно целым и невредимым. По курской дороге теперь снова установилось правильное движение, и я выезжаю в среду утром, а не во вторник вечером, как. предполагал. Сейчас был прерван запиской от старого правоведа Бурнашова, который просит у меня сто р[ублей] и припоминает, что когда-то он ссужал меня. [...] Нужно будет послать. У меня денег едва ли хватит, чтобы доехать до Камеики, трачу приблизительно 100 р[ублей] в день. Толя и Параша продолжают меня радовать. Я считаю женитьбу Толи величайшим благодеянием и для него и для себя. Модя, в случае если бы произошёл у тебя решительный разрыв с Алиной (это будет горестно, но не так ужасно. как тебе кажется), сейчас же приезжай в Каменку, и вместе уедем в Италию. Не дай Бог, чтобы случился разрыв, — но, если случится, не падай духом и сейчас же лети в мои объятия. До свиданья, голубчик. Твой, П. Чайковский