Letter 2085

Date	23 August/4 September 1882
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1671)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 281–283 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 192–193 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 277–278 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 23 августа Милый Модя! Проведя в Киеве 1½ дня в беспрерывном сознавании безмерности счастия быть свободным и далёким от московской суеты, я приехал сюда третьего дня. Из членов семьи здесь Анна, Тася и Ука, а при нем две гувернантки. Приехал я вечерам, был встречен с великаю радостью, и даже две старушки из большого дама (Лиз[авета] и Кат[ерина] Вас[ильевны]) пришли повидаться; это было весьма приятно, но так как без дёгтя в меду нельзя обойтись, то я съел две ложки оного: 1) Всю дорогу я мечтал е Степане, о порядке, который он мигом установит, о том, что я попаду сразу в свою полную обычную обстановку; — увы, оказалось, что он в этот самый день уехал в Киев; 2) в числе встретивших меня был Блуменфельд. Увидя его, я сделал очень кислее лица. Ведь прежде всего я приехал сюда как следует поработать, а в работе всякий сосед меня стесняет, а тем более когда он музикус. И как нарочно, все время, пока я отсутствовал, — его не было, — а в день моего приезда утром и он явился, как бы нарочно, чтобы испортить удовольствие. Ну, нечего делать! Несмотря на его мешаные, я всё-таки успел уже написать, и весьма удачно, антракт к 2-му действию. Я здесь опять стал человекам, я здесь живу как подобает жить разумному существу, а не как чурбан, который всякий может переставить куда угодно и колотить безнаказанно по самым чувствительным местам. В Москве перед отъездом я 2 раза встретился с Римским-Корсаковым и его женой; ils m'ont combié de любезности и изъявления любви и дружбы. Я очень решительно уклонился от их авансов и не поехал ни к ним, ни обедать с ними у Губертов, и очень радуюсь, что так поступил. Престранная эта могучая кучка; всегда ка мне лезут с приторными нежностями, — и всё это совершенно в разлад с их действиями относительно меня. Удивительно как я люблю свою здешнюю комнатку и как уютна себя в ней чувствую, и больше всего осенью. Только дай Бог, чтобы были хорошие известия от тебя, Толи, Веры, чтобы Блуменфельд уехал, — мне тогда приятно будет прожить здесь месяца 2. Митя с Сашей в Севастополе; он не выдержал переэкзаменовки из латыни, и его взяли из гимназии. Виноват этот дурак студент, плохо приготовлявший его. Ука подурнел; бабушка здорова. Коля Переслени здесь. Целую крепко. Жду с нетерпением письма. П. Чайковский Скажи Коле, что я сердит на него за то, что он увёз моего Шекспира.

Kamenka 23 August Dear Modya! Having spent 1½ days in Kiev constantly aware of immeasurable happiness in being free and far from the commotion of Moscow, I arrived here the day before yesterday. Family members here include Anna, Tasya and Uka, and with them are two governesses. I arrived in the evening, was greeted with great joy, and even the two old ladies from the big house (Lizaveta and Katerina Vasilyevna) came to see me; this was very pleasant, but since there is no such thing as honey without tar, I had two spoonfuls of it: 1) The whole way I dreamed about Stepan, about the routine that he would instantly establish, about how I would immediately find myself in my complete customary environment — but, alas, it turned out that he had left for Kiev that very day; 2) amongst those who greeted me was Blumenfeld. When I saw him, my face turned very sour. After all, I came here above all to work properly, and in work every neighbour hinders me, and the more so when he is a musician. All the time I was away, he wasn't there, and then, on the morning of the day of my arrival he turned up, as if to purposely spoil my pleasure. Well, what's to be done! Despite this combination, I still managed to write the entr'acte to the 2nd act, and quite successfully so. Here I have become human again, here I am living as a rational being should live, and not as a block of wood that anyone can move anywhere and hammer with impunity in the most sensitive places. Before I left Moscow, I met Rimsky-Korsakov and his wife twice; ils m'ont combié de courtesies and expressions of love and friendship. I very firmly declined their advances, and didn't go to them or dine with them at the Huberts, and I'm very glad that I did so. This mighty handful is very strange; they always pester me with cloying tenderness — and all this is completely at odds with their actions towards me. It's surprising how fond I am of my room here, and how cosy I feel in it, the more so in the autumn. Just, God willing, there will be good news from you, Tolya and Vera, and Blumenfeld will leave — then I'll be happy to live here for 2 months. Mitya is with Sasha in Sevastopol; he failed his re-examination in Latin and was taken out of the school. The idiot student who prepared him poorly is to blame. Uka is uglier; his grandmother is well. Kolya Peresleni is here. I kiss you hard. I'm impatiently awaiting a letter. P. Tchaikovsky Tell Kolya that I'm angry with him for taking my Shakespeare.