Letter 2156

Date	8/20 November 1882
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1682)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 288–289 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 277–278 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 283 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 8 ноября Модичка! До сих пор сижу в Каменке. Пришлось выдумать макиавелические штуки, чтобы избегнуть того бедствия, о котором я тебе писал в прошлом письме. Сначала было решено, что я должен был неожиданно собраться и уехать вчера, 7-го числа, ибо в субботу всё наши собирались на бал в Елизаветград и я хотел удрать, оставив записку, что Направник требует меня в Петербург. Но это не удалось, так как Саша заболела и бал был отменен. Тогда изобретена новая штука; я объявил, что еду с Юргенсоном в Прагу на возобновление «Орл[еанской] девы» (которое действительно будет). Тороплюсь кончить 1-ое действие, и как только оно будет кончено, объявлю, что Юргенсон выехал и ждёт меня в Жмеринке; уеду и из Киева напишу, что возобновление «Девы» отложено. Довольно противно барахтаться в этом болоте лжи, — но что же делать? Как иначе было отделаться от Тани? А ехать с ней тем более нельзя, что из последнего письма Толи вижу, до чего он был бы огорчён, если бы я с ней приехал. Выезжаю я, вероятно, в воскресенье, и уж никак не позже вторника. Бедная Саша опять была больна, опять страшно болел бок и желчь разлилась, но на этот раз никакого, камня не вышло, и теперь она уже встала с постели и вчера даже в винт с нами играла. Из новостей можно сообщить о приезде симпатичного Жени Переслени. Погода стоит ужасная, это бы для меня ничего, если б гулять было можно. Но грязь так невероятна, что хотя я всё-таки свои 2 часа отхаживаю, — но с геройским усилием. Вообще я теперь рад был бы уехать, если б не знал, что всё будет испорчено необходимостью работать в Москве над окончанием 1-го действия, а я именно желаю несколько времени ничего не делать. Рад буду, Модя, если описанный тобою план моего инкогнито в Петербурге осуществится, но боюсь, что он не удастся. Меня в последнее время порядочно утомляет переписка с братьями Мекк, оба мне пишут письма, требующие ответов, оба так милы и симпатичны, что нельзя не отвечать, а письма для меня становятся чистой мукой, когда я тороплюсь какую-нибудь работу окончить. У меня теперь идёт довольно курьёзная переписка с Балакиревым, им начатая. Он воспламенился идеей, чтобы я написал большую симфонию на сюжет «Манфреда». Покажу тебе курьёзные письма этого чудака. Котек играл в Москве мой концерт, и, как кажется, без особенного успеха. Софья Осиповна Плеская совсем на краю могилы. Бедная Ната всю прошлую неделю разрывалась между Сашей и матерью. Целую, обнимаю П. Чайковский Очень меня интересует твой Гитри.

Kamenka 8 November Modichka! I am still siting in Kamenka. I was obliged to come up with Machiavellian tricks to avert the disaster I wrote to you about in my last letter. Initially it was decided that I would have to suddenly pack my things and leave yesterday, the 7th, because on Saturday everyone was going to a ball in Yelizavetgrad, and I wanted to escape, leaving a note that Nápravník was summoning me to Petersburg. But this did not work out, since Sasha took ill and the ball was cancelled. Then I came up with a new ruse: I announced that I was going with Jurgenson to Prague for the revival of "The Maid of Orleans" (which actually is happening). I'm rushing to finish the 1st act, and as soon as it is finished, I shall announce that Jurgenson has left and is waiting for me in Zhmerinka; I shall leave and write from Kiev that the revival of "The Maid" has been postponed. It is rather horrid to be floundering in this swamp of lies — but what's to be done? How else am I to rid myself of Tanya? And it is even more impossible to leave with her, as I see from Tolya's last letter how upset he would be if I arrived with her. I shall probably be leaving on Sunday, and certainly no later than Tuesday. Poor Sasha has been ill again; her side hurt terribly and bile came out, but this time there was no stone, and she has already risen from her bed, and yesterday she even played vint with us. The news I can report is about the arrival of the sympathetic Zhenya Peresleni. The weather is awful; this would be nothing to me if I could walk. But the mud is so incredible that, although I still go out for my 2 hours, it is with an heroic effort. In general I would be glad to leave now, if I didn't know that everything would be ruined by the need to work on the end of the first act in Moscow, and I really want to do nothing for some time. I shall be delighted, Modya, if the plan you set out for me to be incognito in Petersburg is realised, but I fear that it will not succeed. I have been decently fed up with my correspondence with the Meck brothers lately; both of them write me letters that demand answers, both of them are so sweet and sympathetic that it is impossible not to answer, yet the letters become pure torture for me when I am rushing to finish some work. I'm now engaged in a rather curious correspondence with Balakirev, which he initiated. He has been fired up by the idea of my writing a grand symphony on the subject of "Manfred". I'll show you this eccentric fellow's curious letters. Kotek played by concerto in Moscow, and, it seems, without particular success. Sofya Ospiovna Plesskaya is on the brink of death. Poor Nata was torn between Sasha and her mother all last week. Kisses, hugs. P. Tchaikovsky I am most interested in your Guitry.