Letter 2189

Tchaikovsky Research
Date 3/15 January–5/17 January 1883
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Paris
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 822)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 134–136
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 17–19

Text

Russian text
(original)
Париж
3/15 янв[аря] 1883 г[ода]

Дорогой, милый друг! Вчера вечером я приехал в Париж. Последний день, проведённый в Берлине, был для меня очень тяжек. Тоска одиночества напала на меня, и никогда так сильно, как в этот день, я не чувствовал, как мне недостаёт моего Алёши. Ещё томительнее была дорога, так как пришлось (по собственной вине) попасть не на тот поезд, где мог бы найти отдельное купе. Промучился целые сутки в сидячем положении и в тесноте. Зато погода чем больше на юг, тем пленительнее делалась, а переехавши границу, попал в совершенную весну. Вечером, уже в Париже, гулял в одном сюртуке по бульвару, но это оказалось не надолго. Сегодня тоже тепло, но с утра идёт нескончаемый мелкий дождик. Отель «Richepanse», рекомендованный мне Ларошем, оказался довольно милым, недорогим отелем, но, к сожалению, имеющим комнаты с окнами, исключительно выходящими на улицу, и притом весьма шумную, так как это в двух шагах [от] Madeleine. Притом в комнатах так темно, — что даже у, окна я едва мог прочитать утреннюю газету. Меня ожидало здесь письмо брата Анатолия, в котором было вложено письмо Льва Васильевича от 13 дек[абря]. В письме этом он описывает болезнь сестры. Оказывается, что на этот раз она так страдала, как никогда ещё, и была одна ночь, когда начали отчаиваться в её жизни. Никто не спал; все молились и плакали. Бедная! бедная! и конца этому не предвидится. Страдания были опять тщетны: — камней не вышло.

Завтра мне предстоит большое музыкальное наслаждение: в «Opéra Comique» пойдёт «Свадьба Фигаро» Моцарта, с превосходной старушкой — Miolan-Carvailho в роли графини. Я заранее предвкушаю бездну удовольствия. Как много величавой красоты в этой бесхитростной музыке и как мало, наоборот, действительной художественности в сложной партитуре «Тристана и Изольды»!


5/17 янв[аря]

Получил Ваше письмо, дорогая моя, и много благодарю за него. Несказанно радуюсь известию, что Вы собираетесь в Италию. Мне приятно думать, что Вы погреетесь тёплым итальянским солнышком, и, вместе, необыкновенно отрадно узнать, что Саша снова попадёт в Училище. Признаюсь, я никак не мог помириться с мыслью, что он больше не правовед, а венский студиозус. Мне кажется, что, несмотря на бодрую энергию, с которой он принялся не только слушать, но даже и записывать немецкие лекции, — ему было нелегко приучиться к чуждому языку и к новым учебным приёмам.

Бесконечно благодарю Вас, дорогой друг, за предложение пожить в Плещееве. У меня, действительно, был план прожить если не всё лето, то, по крайней мере, одну часть его где-нибудь в деревне под Москвой, и я даже поручил брату и некоторым знакомым подыскать мне какой-нибудь домик (флигель бывшей господской усадьбы или что-нибудь в этом роде), который я бы мог нанять и как-нибудь устроить для временного пребывания. Мне очень, очень хочется этого, так как, несмотря на всю мою привязанность к каменским родным, самая Каменка — это лишённое всякой прелести жидовское гнездо, — очень мне стала тошна и противна, — но не знаю, хватит ли мужества решиться на такое смелое предприятие. Боюсь, что не в силах буду устоять, если родные будут усиленно звать в Каменку. Но, во всяком случае, я не собираюсь в Россию ранее половины апреля. Можете ли Вы сомневаться что для меня было бы ни с чем не сравнимым наслаждением побывать в Плещееве, но боюсь, дорогая моя, что моё пребывание там причинит Вам всё-таки некоторые хлопоты. Позвольте мне определенно отвечать на вопрос, буду я или не буду в Плещееве, несколько позднее, — когда приблизится время к отъезду в Россию и я буду точно знать: 1) решусь ли я нанять дачу, 2) или по-прежнему буду проводить всё лето в Каменке, 3) когда выедет Модест из Петербурга, и можно ли будет и ему также воспользоваться приглашением Вашим, — одним словом, когда все обстоятельства, касающиеся распределения жизни на лето, уяснятся. А покамест тысячу раз благодарю Вас, дорогой друг, за себя и за Модеста, которому приглашение Ваше передам устно, ибо скоро он, вероятно, будет здесь.

Я вчера был в «Opéra Comique» и испытал тем более сильное наслаждение, — что исполнение оперы превосходно. В первом антракте я услышал, что кто то, сидящий сзади меня в партере, зовёт меня по фамилии. Поворачиваюсь в испуге, что натолкнулся на знакомого, и не сразу узнаю обращающегося ко мне. Это был Вел[икий] кн[язь] Конст[антин] Николаевич, недавно приехавший сюда из Италии. Я был непомерно изумлён встрече этой. Он был необычайно мил, любезен, очарователен. В начале каждого антракта затем он уводил меня на площадку курить и беседовал со мной, как самый простой смертный. Оказывается, что он ужасно любит Париж именно за то, что здесь его не замечают и ему беспрепятственно можно держать себя частным человеком. Удивительно умён, мил и приятен этот человек. Так как он изъявил желание часто со мной видеться, то, испугавшись, как бы не пришлось, попав к нему, попасть вообще в общество, я должен был солгать, что на днях уезжаю. Сегодня был у него, не застав, расписался, и думаю, что этим и кончится.

Я начал работать с большим увлечением и вот два дня сряду писал по шести часов в день. Вообще я весьма доволен здешним пребыванием.

Будьте здоровы, дорогая моя!

Ваш до гроба,

П. Ч.