Letter 2222

Date	11/23 February 1883
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 61–62
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

11/23 февр[аля] 1883 Уж как ты обрадовал меня, Анатоша, известием о благополучном разрешении Параши. Теперь только жду подробностей об этом ужасном и вместе радостном для тебя дне, а также известий о том, что воспоследовало далее и хорошо ли она себя теперь чувствует. Зато твоё письмо о болезни Алёши меня очень обеспокоило. Я предчувствовал, что он болен, ожидал этого, ибо в последнем письме своём он извещал меня о постоянном недомогании, а потом замолчал, и из этого я заключил, что он болен и в больнице. Получивши твоё письмо, я тотчас же телеграфировал милому Петру Ивановичу, прося его послать кого-нибудь из своих слуг к Алёше и сообщить мне точные сведения. Вчера вечером пришла телеграмма, что Алёша вне опасности. Я спокоен за него, но не совсем. Болезнь эта подлая, т. е. оставляющая за собой следы, и так как Алёша очень некрепкого сложения, то боюсь как бы не развилось у него чахотка. Мне кажется, что ему необходимо после болезни продолжительный годовой отпуск. Каменский садовник Панас после воспаления в лёгких получил годовой отпуск без всяких хлопот, но в Москве всегда нужно просить и хлопотать, и вот я прошу тебя, голубчик, когда Алёша будет лучше, побывать у него, расспросить, как это делается, и содействовать по, мере сил к получению отпуска. Вообще, окажи ему отеческое попечение. Денег для него сколько нужно бери у П[етра] И[вановича]. Таня совершенно довольно своей maison de santé. Лечение идёт хорошо; приём морфина уменьшился приблизительно на ¼, и теперь доктор нашёл нужным приостановить уменьшение морфинной дозы. В довершение благополучия, у Тани есть теперь превосходнейшая компаньонка в лице Лизав[ета] Мих[айловна] Молас (бывшей гувернантки Веры Конради). Она приехала в Париж также компаньонкой при какой-то больной и должна была сейчас же вернуться в Россию, но мы уговорили её остаться при Тане, которая этого очень желала. Лиз[авета] Мих[айловна] уже переселилась к Тане, и они очень хорошо сошлись с первого же дня. Это обстоятельство, быть может, развяжет руки Модеста и мне. Если потребуется, чтобы Таня оставалась здесь ещё долго, — то можем уехать, когда ей будет уже гораздо лучше. Признаюсь, что я буду рад уехать, хотя Париж тут ни причём, я нисколько в нем не разочаровался, напротив — скажу, что только в Париже и можно сносно жить при тех обстоятельствах, в которых мы находимся. Только Пари ж мог помирить меня с необходимостью ежедневно видеть Таню, которая, как ты знаешь, болезненно-удручающе действует на меня уже давно. Здесь начинает попахивать весной, и гулять я хожу уже в одном сюртуке без пальто. Целую тебя, Паню и племянницу множество раз. Будьте здоровы, милейшие мои. Твой

11/23 February 1883 How happy you've made me, Anatosha, with the news that everything turned our well for Parasha. Now I'm just waiting for details about this awful and at the same time joyful day for you, as well as news about what happened next, and whether she's feeling well now. But your letter about Alyosha's illness troubled me very much. I had a presentiment that he was ill, I expected it, because in his last letter he told me about his constant malaise, and then fell silent, and from this I concluded that he was ill and in hospital. Having received your letter, I telegraphed dear Pyotr Ivanovich at once, asking him to send one of his servants to Alyosha and obtain precise information for me. Last night a telegram arrived saying that Alyosha was out of danger. I was reassured by this, although not entirely. This disease is insidious, i.e. it leaves traces of itself behind, and since Alyosha's constitution is very week, then I'm afraid that he may develop consumption. It seems to me that he requires prolonged annual leave after his illness. The gardener at Kamenka, Panas, received a year's leave following pneumonia without any bother, but in Moscow it's always necessary to ask and pester, and so I ask you, golubchik, when Alyosha is better, visit him, ask what's to be done, and help him to obtain leave as best you can. In general, look after him like a father. Take as much money as you need from Pyotr Ivanovich. Tanya is completely content with her maison de santé. The treatment is going well: her morphine intake has been reduced by approximately ¼, and now the doctor has found it necessary to stop reducing the morphine dose. To top off her well-being, Tanya now has an excellent companion in the person of Lizaveta Mikhaylovna Molas (Vera Konradi's former governess). She also came to Paris as a companion to sick woman and was supposed to return to Russia at once, but we persuaded her to remain with Tanya, who very much wanted this. Lizaveta Mikhaylovna has already moved in Tanya, and they became very good friends from the very first day. Perhaps this circumstance will free Modest's and my hands. If Tanya needs to stay here a long time, then we can leave when she's much better. I confess I shall be glad to leave, although Paris has no part in that, and it didn't disappoint me in the least — on the contrary, I'll say that only in Paris could we live tolerably in the circumstances in which we find ourselves. Only Paris could reconcile me with having to see Tanya every day; as you know, she has long had a painful and dispiriting effect on me. There's a hint of spring in the air here, and I go for walks in just a jacket without an overcoat. I kiss you, Panya and my niece many times. Keep well, my dears. Yours